Бабушкино кольцо Саша так никогда и не надела (Гиоргос запретил, и даже примерить не дал, велел убрать с глаз долой). В их с мужем доме Антонина Федоровна так ни разу и не была. Зато потом, после развода, когда Саша вернулась к маме, приезжала на все праздники - без приглашения, уверенная, что ей всегда будут рады. Войдя в квартиру, придирчиво осматривала все углы...
- А тюль-то стирать пора, она уж серая у вас! Не скажи я - она бы год нестиранная висела, - с торжеством заявляла бабушка, тыча пальцем в тюль, которую стирали неделю назад. Саша с мамой никогда ей не возражали, молчали, терпели...
На бабушкиных похоронах Саша прижимала платок к сухим глазам, чтобы никто не увидел, что они - сухие. Слёз не было совсем, не было даже сожаления. Словно соседка умерла - жаль, конечно, пусть бы жила... Но - и только.
Поминки. Часть 3-я. Неумеха
==========================Бабушкины гости==========
И свадьба, и развод, и бабушкина нелюбовь - давно стало прошлым, которое, говорят, с годами забывается и помнится - хорошим, добрым и светлым. Но у Саши не забывалось, помнилось - горько, с обидой («Ах, Сашка, Сашка... Всё-то у тебя не как у людей!»).
Бабушкины сестры и браться один за другим состарились и поумирали, в живых осталась только восьмидесятишестилетняя Зина, которая жила в Нижнем Новгороде с дочерью и внуками (на которых Зина за что-то обиделась и завещала дом племяннице, оставив дочь без крыши над головой). С Сашей она не общалась, да и другие папины тётки и дядья не появлялись в их доме со дня похорон Сашиного отца.
Не любила Сашу родня. Да и отца - любили только на словах. Если папа был для них родной, то разве его дочь может быть чужой? - А она, Саша, им чужая. Она с детства это чувствовала.
Когда маленькую Сашу привозили к «папиной бабушке» (раз в месяц, по требованию Антонины Федоровны), у неё всегда гостил кто-то из родни, и приезд сына с семьёй превращался в спектакль: бабушкины братья украдчиво бросали взгляды на Сашину маму («и где он такую нашёл?») и беззастенчиво разглядывали Сашу, выискивая - что в ней «не так». И найдя, обсуждали радостно, не стесняясь её присутствия: «Худенькая до невозможности, не кормят её, что ли?.. А на мать-то как похожа - просто копия! А от Юрочки - ничего. Совсем ничего от отца... Вылитая Гликерия. Ну-ка, подойди сюда... Да не отворачивайся, дай на тебя посмотреть!»
Но Саша отворачивалась: ей было не по себе от цепких оценивающих взглядов, от пристального недоброго внимания. Она боялась подойти к чужим, незнакомым людям - дичилась, по выражению бабушки. Наконец пытка бабушкиными гостями кончалась... И начиналась другая: гостей приглашали к столу.. На Сашин стул бабушка водружала две подушки-думочки (иначе девочка не доставала до стола) и сама усаживала внучку. Закусок и салатов было столько, что у Саши разбегались глаза. Мама наливала ей в бокал шипучий ледяной нарзан и тихонько спрашивала, что ей положить, но могла бы не спрашивать: Саша всегда выбирала салат оливье. И начиналось...
- Да положи ты ей как следует, что ты ей чайную ложку кладешь, как цыпленку, ей-богу! - возмущалась бабушка. - Она такими глазами смотрит... а ты не даешь! И налей ей лимонаду, что ты её нарзаном поишь, она лимонад хочет. Правда, Сашенька? Лимонадик у бабушки такой вкусный...Бабушка тебе нальёт.
- Лимонад ей нельзя, будет пить нарзан, она любит. А если её салатом досыта накормить, она потом горячее не будет есть, - спокойно возражала Гликерия.
- Как это не будет? Бабушкину курочку - не будет? Ещё как будет... Курочка такая вкусная!
- Я буду! И салат буду, - заявляла Саша. Бабушка радостно вываливала в Сашину тарелку несколько ложек салата. Саша вопросительно смотрела на мать, Гликерия молча пожимала плечами, и Саша принималась за салат... но не съедала и половины, отодвигала от себя тарелку и мотала головой: «Не хочу, в меня больше не лезет».
- Ну, не лезет, так не ешь. Бабушка тебе курочки даст, с рисом... - ворковала Антонина Федоровна, радуясь, что накормила внучку до отвала. Но курица в Сашиной тарелке оставалась нетронутой, девочка наотрез отказывалась есть и повторяла своё «в меня не лезет». И действительно, ничего больше не ела, пила только нарзан, равнодушно глядя на заставленный снедью стол.
- Маму надо было слушать, а не бабушку, - прошептала Гликерия в дочкино ухо. - Нельзя так наедаться, надо уметь сдерживаться. Наелась салата, а остальное даже не попробовала, а всё такое вкусное! Съела бы по крошечке всего, тогда и курочка в тебе поместилась бы, она знаешь какая вкусная! Попробуй, возьми у меня кусочек» - но Саша отказывалась, морщась и мотая головой: «Не могу, не лезет»