Саше с мамой не досталось ничего. Даже бабушкин портрет, который Сашин папа нарисовал «по клеточкам» с фотографии, тётка Вера не отдала. Сняла и убрала в комод со словами: «Себе оставлю. Всё же сестра она мне, а у вас - неужели фотокарточек нет?»
Саша неверяще смотрела на тётку Веру и молчала. Что же тут скажешь? Гликерия Анастасовна с каменным лицом кивнула, подтверждая, что - да, есть фотокарточки. На том и порешили.
Умерла тётка Вера через девятнадцать лет, дожив до девяноста шести. Саша приезжала к ней каждую неделю, привозила продукты и деньги, которые тётка Вера отдавала дяди-Тошиным близнецам. - «У них детки, им нужно!» - втолковывала она Саше, но Саша не понимала, почему престарелая Вера, жившая на одну пенсию, должна помогать своим взрослым внукам (точнее, внукам Антонины Федоровны), у которых были уже взрослые дети.
После тёти-Вериной смерти близнецы вывезли из квартиры всё, забрали даже старенький холодильник.
-Ты если хочешь что-нибудь забрать - бери. Остальное мы во двор вынесем, на мусорку, может, кто возьмёт, - сказали Саше близнецы, папины родные племянники и Сашины двоюродные брат и сестра, с которыми Саша не виделась девятнадцать лет, со дня бабушкиных похорон.
- Спасибо, мне ничего не надо, - ответила Саша.
На столе, всеми забытая, лежала коробка из-под конфет, перевязанная розовой лентой. Лента была - из Сашиного детства. И коробка тоже - старая, с истёртыми углами. Что, интересно, в ней лежит? Наверное, ненужные квитанции и старые письма. Саша представила, как коробку выбросят на помойку, крышка откроется, и всё содержимое развеет ветром по двору, и чужие люди будут наступать ногами на кусочки картона и бумаги, которых касались бабы-Тонины руки и которые тётка Вера бережно хранила все эти годы.
Саша потянула за конец ленточки... В коробке обнаружились пожелтевшие от времени открытки, разрисованные по уголкам ландышами и ромашками. Открытки, которые она писала бабушке и которые Вера хранила девятнадцать лет. Хранила? - Забыла наверное, об этой коробке, иначе бы давно её выбросила. «Дорогая бабушка! Поздравляю тебя с Новым Годом! Желаю крепкого здоровья, бодрости духа и долгих счастливых лет. Твоя внучка Саша» - прочитала Саша и заплакала.
Близнецы переглянулись: вот же дура, над старыми открытками разнюнилась! Антонины девятнадцать лет на свете нет, а она по ней плачет. Чудная! - читалось в их глазах. Саша вытерла слёзы и методично, одну за другой, принялась рвать открытки на маленькие квадратики. Сложила кусочки в коробку, аккуратно перевязала розовой ленточкой и, не сказав ни слова «кузенам», аккуратно закрыла за собой дверь. Оглянулась в последний раз на бабушкины окна и пошла к остановке автобуса. Больше она сюда не приедет. Квартира завещана близнецам. Им нужнее, у них дети. А у неё, Саши, никого. Так уж сложилась жизнь.
Поминки. Часть 4-я. Угрызения совести
================== Угрызения совести==================
И теперь, сидя с матерью вдвоём за покрытым «папиной» клеёнкой кухонным столом, Саша не могла не признаться самой себе - она, Саша, вопреки мнению отцовской родни, всё же была - их «породы». Незаботливая. Отец вкалывал на двух работах, а она жила в своё удовольствие, принимая это как должное. И институт окончила - дневной, а могла бы учиться на вечернем отделении и работать, хотя бы на полставки (хотя - кто бы её взял на полставки...). Тогда Сашиным родителям не пришлось бы считать каждую копейку.
Но отец сказал: «Учись, дочка. На вечернем - какая учёба...». Через пять с половиной лет Саша окончила институт, устроилась на работу - и с деньгами в доме стало легче... Саша много раз задавала себе вопрос - почему? Ответ был очевиден: отец любил её так, как, вероятно, хотел чтобы любили его самого, отдавая дочери всё своё полной отцовской любви сердце. А Саша принимала его любовь и заботу как само собой разумеющееся. Ещё и обижалась на отца за то, что он допоздна задерживался на работе.
Отец был заядлым шахматистом и после окончания рабочего дня частенько оставался поиграть. Шахматная секция была гордостью института, ежемесячные блиц-турниры собирали полный зал непоседливых болельщиков, которые переживали за игру сильнее, чем участники турнира - потому что могли только смотреть, а им хотелось - помочь, подсказать правильный ход (что запрещалось правилами).
По воскресеньям к ним домой приходил Василий Сергеевич - такой же завзятый шахматист. Они с отцом подолгу сидели за шахматной доской, и Саша страшно ревновала: «Зачем он к нам ходит? Папа мог бы играть со мной, я же умею, сам научил!»