Среди спасателей, которые дежурили в этот день на спасательной станции — был и Виктор Быков. В МЧС — брали только тех, кто служил в армии — но он не просто отслужил в армии, но и прошел Чечню. Среди всех, кто находился в этот день на станции — он был самым опытным. И хотя он не стоял «на стреме» с биноклем, чтобы высматривать, кто заплыл чуть ли не на середину пруда — услышав звуки стрельбы он все понял сразу и правильно…
Услышав первый же выстрел, он оказался на полу быстрее, чем осознал что происходит. С Чечни в нем было вбито: обстреливают — падай, укройся и только потом разбирайся, что за хреновина происходит. Первый выстрел… он еще думал, что глушитель у кого прогорел. Но тут же последовал второй…
— Витек!
Он вскочил на ноги, пригибаясь, проскочил в соседнюю комнату.
— Пригнись!
Из руки своего неопытного в таких делах напарника, он вырвал бинокль. В их сторону не стреляли — иначе бы он услышал свист пуль.
— Что там? Видел?
— Не!
— Лежи!
Он перевел бинокль дальше — и увидел, как на пляже падают люди… а кто-то уже бежит. Потом — он увидел подростка, стреляющего из автомата.
Черт…
— Звони ментам, звони нашим — пусть объявляют ЧП! Быстро! Твою мать!
Без оружия — он выскочил из здания спасательной станции, скатился вниз — оно построено на возвышенности, метров пять высотой. Мгновенно сориентировался — увидел полицейскую машину, лежащего у кустов расстрелянного полицейского…
Бандитов было двое — по крайней мере, он видел двоих. Они шли по пляжу и стреляли в людей…
Подскочив к милиционеру, он схватился за пояс — есть! Кобура — а в кобуре табельный девятимиллиметровый Грач — оружие, хоть и имеющее нарекания по качеству по сравнению с отработанным за полстолетия Макаровым — но мощное, с емким магазином — в умелых руках вполне серьезное оружие. Он вырвал оружие из кобуры, передернул затвор — так и есть, идиот соблюдал инструкцию, не дослал… какая нахрен инструкция, когда речь о жизни и смерти идет, нету тут инструкций. С пистолетом, он рванул вперед по песку, перепрыгнул через канаву, которую тут промыла вода из прорвавшейся несколько лет трубы. Он отдыхал, и потому на нем были всего лишь тапочки, по песку бежать было скверно, что творилось вокруг… лучше было даже не смотреть, не брать в голову. Оступаясь на песке, он пробежал до бывшей спасательной вышки, решил что хватит, опер руку. Бах, бах! Один из террористов, в белой майке — споткнулся с шага и упал вперед, брызнуло красным — есть! Он перевел огонь на второго… тот как раз перезаряжал полуавтоматическое ружье, услышав выстрел он повернулся — но сделать ничего не успел. Еще три выстрела, один за другим — одна из пуль прошла мимо, две других попали террористы в плечо и в голову, тот опрокинулся на песок. В этот момент — Виктор увидел третьего террориста и… кажется четвертого. Третий — шел по самой кромке воды и косил людей, четвертый… он не был уверен в том, что это террорист — но он кажется… бежал к лестнице, которая вела в парк Кирова… быстро бежал. Он прицелился в третьего террориста… но тут в голове ярко сверкнуло, ослепительно ярко, нестерпимо ярко — и он повалился на песок…
Все произошло так, как обычно и происходило… На набережной дежурил еще один экипаж ППС, вместо того чтобы патрулировать (хотя и это бы не помогло, помогло бы наличие оружия у граждан) — они паслись около летнего кафе, которое было открыто в защитной зоне пруда, торговало спиртным из-под полы и потому вынуждено было бесплатно кормить доблестных сотрудников сил правопорядка. Услышав стрельбу — к их чести они среагировали быстро и резко: вымелись из кафе, прыгнули в машину, в течение пары минут были на месте. Увидев стреляющего человека — ничтоже сумняшеся открыли по нему огонь из автомата прежде, чем сбежавшие вниз спасатели заорали, что это свой…
Прямо с оперативного совещания — сотрудники ФСБ рванули на место, благо было совсем недалеко…
Стадом слонов — старое здание вряд ли когда-то видело такое — пробежав по коридорам, участники совещания выскочили к машинам. С воем сирен развернувшись, ударив две машины граждан, не остановившиеся вовремя — караван машин устремился по Советской, едва не сшибая пешеходов. Свернули на Горького и тут же ушли вправо — на короткий проулок, ведущий к пруду…
Внизу, на перекрестке у плотины — их встретила машина криминалистов — огромный «Форд Транзит». Чуть дальше — был пришвартован взорванный теплоход, там производились следственные действия.
Головная «Тойота» резко затормозила.
— Что за хреновина происходит? — заорал как оглашенный Вдовин.
— Товарищ… товарищ генерал, стрельба в районе Купола на пляже… кажется.
— Где Охотников?
— Туда… рванули.
— Перекрывайте набережную, на…!
Сидевший на заднем сидении второй «Тойоты» начальник одного из отделов УФСБ, прошедший две спецкомандировки на Кавказ орал в трубку радиотелефона.
— … а мне пох…! Поднимайте всех, кто есть — тяжелых [16], ОМОН, Соболь, Кречет… кого хочешь, твою мать! Гоните к Куполу! Перекрывайте парк, Береговую, Кирова…
Ищут любой возможности стать шахидами — только полные идиоты.
Организатор террора таким не был, более того — он твердо намеревался выжить в этой акции. Именно поэтому — он взял единственный имеющийся у них пистолет — старый, но надежный АПС. От пистолета было гораздо проще избавиться, чем от автомата и со стороны стрельба из него не так видна, как из автомата или ружья.
Он никогда не задумывался над тем, как он живет и правильно ли то, что он делает, он никогда не задумывался и о смерти. Там, где он начинал убивать, там, где он продолжил убивать — смерть приходила быстро, настолько быстро, что ты не осознавал того, что старая с косой явилась за тобой. Ракета с беспилотника, авиабомба…
И все.
Организатор террора был русским, более того — он был русским солдатом. Одним из тех призывников, которых бросили на преступно плохо подготовленный, бестолковый штурм Грозного в новогоднюю ночь девяносто четвертого. Пьяные генералы в штабе решили, что кто первый пройдет к центру города — получит Героя. Расплачиваться за это — пришлось тем пацанам, которые горели в бронетранспортерах, расстреливаемые со всех сторон — многие из них впервые встретились недели две назад и тогда же получили оружие, из которого их никто не учил стрелять.
Организатору — тогда повезло. Их набили в старенькие БМП и куда-то повезли — не говоря, куда и зачем. Они долго ехали, их укачало, они отравились дымом. А потом — громыхнуло и полыхнуло, он даже не понял, что произошло и что делать. Сидящий рядом старший лейтенант успел открыть люк и выпихнуть его и еще кого-то. А потом — в БМП попал еще один заряд РПГ, усиленный примотанными толовыми шашками. После такого — не выживают…
Не умея стрелять, не зная, что делать — он рванул туда, откуда меньше всего стреляли и целую ночь бесцельно шлялся по горящему, принимающему обильные человеческие жертвы Грозному. Только наутро — его схватили боевики.
Озверения тогда особого не было, рабов держать было не принято, что делать с пленными — никто не знал. У него отобрали автомат, из которого он не сделал ни одного выстрела — и отправили в горы, как фонд для обменов…
Потом он отказался от своей веры и принял ислам.
Почему он это сделал? Сложно сказать. Он рос без отца, и воспитать его как мужчину было некому. Его призвали в армию — и тот год, который он в ней служил, он не видел ничего кроме унижений и издевательств от дедов. Офицерам на все было плевать — они просто пытались хоть как-то выжить в медленно тонущей в болоте стране. Вокруг происходило что-то непонятное и никто не объяснял им, что происходит. Он видел, как к воротам части подъезжают джипы — и деды выносят цинки с патронами… большую часть денег забирали офицеры, но что-то доставалось и дедам. Их плохо кормили и почти ничему не учили — страна проиграла войну и учить кого-то чему то — было бессмысленно. Потом — их привезли сюда — и бросили на убой.
Чеченцы были совсем не такими.
Он видел, что хотя они живут довольно тяжело и бедно — но в то же время в них есть некое единство, они — народ, сражающийся за свое выживание. В них было что-то такое, что давно утратил русский народ — пьяный, слабый, расхристанный и… разъединенный. Да, именно так. Когда чеченца обижали — сбегались вооруженные родственники. Когда обижали русского… он шел и пил на кухне водку.