— Конечно, — Свиллинг пожал плечами, бросив многозначительный взгляд в сторону заходящего солнца. — Почти.
Джеймс перестал кашлять. Он схватил Свиллинга за руку и швырнул брызгающего слюной мужчину вниз.
— У тебя нет никаких причин быть здесь, Генри, и что-либо говорить. Теперь иди занимайся своими делами и позволь закону делать то же самое.
Свиллинг развернулся и прорычал. – Позаботься о том, на чью сторону встать, Долан. Пока не поздно.
Джеймс не ответил. Выражение его лица стало еще более бесстрастным, пока он наблюдал, как Генри Свиллинг отряхнул от пыли его костюм. Через улицу перед Торговым, мэр Таунсенд, доктор Клетуса и кучка дельцов из города следили за всем этим.
— Ты хотела его увидеть, — сказал Джеймс без эмоций. Он открыл дверь и жестом подозвал Джеда Эйвери, молодого заместителя.
— Вы свободны на вечер, Джед. Я присмотрю за заключенным.
Эйвери едва стал мужчиной. Его гладкое, мальчишеское лицо развернулось к Аннике с удивлением, пока он наскоро уходил.
— Миссис Долан, — вежливо сказал он, наклоняя свою шляпу. Он взглянул на Джеймса, но не задержался.
Джеймс мотнул головой на тусклое помещение тюрьмы. – Так давай увидишь.
Тюрьма была темной и душной. Войдя внутрь толстых кирпичных стен, Анника почувствовала, как будто она заходит под землю. Она задавалась вопросом, так ли мужчины чувствовали себя каждый день, когда спускались в шахту. Она не понимала, как они это выносили. Дверь скрипнула за ней, заслоняя дневной свет.
— Ты так красива, как в день, когда мы встретились, — сказал он.
Единственный фонарь, который горел в углу освещал его, сидящего на полу в дальнем углу камеры.
— Помнишь тот день? — он улыбнулся.
— Конечно, — она горестно опустилась на колени на покрытый грязью пол. — Ты держал меня под дулом пистолета. Ты спас мою честь. И тогда же ты почти забрал её себе.
— Почти, — согласился он, просунув руку сквозь прутья, и закружил пальцами по ней. – Должен был. Если бы я только потерялся в тебе в первую ночь или вторую, или третью. Я должен был взять тебя, Анника, а потом… снова взять тебя.
Она засмеялась, чувствуя, как слезы обжигали глаза, и тщетно пыталась сдержать их. – А у меня было бы права голоса?
— Что бы ты сказала, Анни?
— Да, — прошептала она. – Мой ответ тебе, Мерсер, всегда был «да».
Он поцеловал ее руку. — Мне очень жаль, дорогая. Роль джентльмена никогда не была моей. Не хватает воздуха, как в узком костюме или женском корсете. Я даже не должен был пытаться.
Она вцепилась в него через решетку. — Я не хочу, чтобы ты был джентльменом, – сглотнула она, — Что случилось?
Он вздохнул. Даже в тусклом свете Анника могла видеть побои на лице, вероятно, бандиты Свиллинга. Про себя она снова прокляла Генри Свиллинга. — Я бы таскал по чуть-чуть каждую ночь. Начальнику смены было сказано только делать вид, что обыскивает меня. Тогда я бы нашел повод, смыться за туалетный холм и оставил дневное в бутылке молока. Свиллинг пришел бы и позже забрал. Напыщенное дерьмо, — Мерсер сплюнул на пол. — Я наблюдал за ним больше, чем он полагал. Он держал кучку похищенного золота в своем кабинете в сейфе. На прошлой неделе один из больших боссов прибыл с востока. Хотел узнать, как случилось, что жила не приносит прибыли. До утренней смены Свиллинг поклялся прочесать на наличие воров и наказать их. Дерьмо, Анника, теперь я понимаю, что это часть шарады. Он один сыграл на опережение. Он должен был бросить своим хозяевам косточку. И он знал, где найти такую.
— Что насчет Джеймса? — тупо спросила она.
Мерсер посмотрел на закрытую дверь, за которой Джеймс ждал с другой стороны. — Я не знаю, — сказал он печально. — Я действительно не могу сказать, знает он или не знает. Но в одном чертовски уверен. Он больший друг Свиллингу, чем мне.
Анника прислонилась головой к решетке и заплакала. Каттер и остальные дэйнсы отказались от Мерсера. Она поняла это. И родной брат Мерсера будет стоять сложа руки и смотреть на его повешение, пока доброе окружение Раздор-Сити будет жаждать крови вора.
Мерсер смахнул упавшую прядь волос со лба. — Моя прекрасная шведочка, — сдавленно произнес он. — Вытри свои слезы и расскажи мне о нашей земле. Земле, на которой мы проживем нашу жизнь, и где я смогу любить тебя душой и телом каждый день.
Даже если это и были несбыточные мечты, она все равно рассказывала ему об этом. Голубое небо и открытое пространство для тех, кто испытывает дикую страсть к путешествиям. Свобода жизни без присмотра и осуждения другими членами общества. Место, чтобы жить и любить.