Действительно, не прошло после посещения Юры и нескольких дней, как меня пригласили к Зарубиным.
- Юра решил нас убить, - с места в карьер начала Анна Григорьевна. - Воспитывали восемнадцать лет, а теперь все летит насмарку.
- Псу под хвост, - более образно уточнил Сергей Петрович.
«Убийца» сидел за обеденным столом и хладнокровно поглядывал на родителей.
- Юра решил растоптать свое будущее, - продолжала Анна Григорьевна. - Он не хочет поступать в университет!
- Ничего не случится, если поступлю годом позже, - с полным спокойствием отпарировал Юра.
- Ты дурак. Благоприятные обстоятельства не повторяются.
- А я не ищу их!
- Что же ты собираешься делать?
- Работать.
- Тебе нечего есть?
- Мне нужны деньги.
- Тебе не хватает карманных денег?
- Мне нужна крупная сумма.
- Непонятно.
- Представь себе, я хочу одолжить деньги товарищу. Не могу я делать добро за чужой счет, тем более что многое мы понимаем по-разному.
- Что же ты собираешься делать?
- Я уже сказал - работать.
- Где?
- В СМУ. На строительстве.
- Кем?
- По твоей специальности.
Юра весело посмотрел на мать и поводил рукой, как бы рисуя что-то в воздухе.
- Художником?
- Нет.
- Чертежником?
- Нет.
- Кем же?
- Маляром.
- Кем?! - Надо было видеть Анну Григорьевну. Лицо ее пошло пятнами. На секунду она лишилась дара речи. - По-твоему, я - маляр?…
- Если уж тебе так хочется работать, иди ко мне на завод, - предложил Сергей Петрович. - У нас есть чему поучиться и будет кому тебе помочь.
Опершись кончиками пальцев о краешек стола, Юра стоял в позе прокурора.
- Дорогие предки! Я вас очень люблю и уважаю. Но по некоторым вопросам у нас диаметрально противоположные понятия. Поэтому договоримся…
Сергей Петрович прищурился.
- Что это за тон?
Но Юру не смутил окрик отца.
- Давай, папа, не придираться. Суть в том, что вы с мамой - люди компромисса, а я, извини, воспитан на более высоких образцах.
- Кто же это тебя воспитал?
- Ты и мама. Сеяли разумное, доброе, вечное, и, представьте, посеяли, хотя сами иногда изменяли тому, что проповедовали.
- Объяснись.
- Я это и делаю. Вы росли и формировались в годы, когда слова часто расходились с делами…
Анна Григорьевна обиделась за мужа.
- А ты знаешь, что в те годы твой отец еле уцелел?
- Однако уцелел? И если не пострадал, так не из-за того, что был несозвучен эпохе, а скорей из-за того, что все-таки был созвучен…
- Ты обвиняешь отца?
- И не думаю. Просто он продукт своего времени.
- Как ты сказал?
- А я продукт своего.
- И, конечно, ты более совершенный продукт?
- Как это для вас ни прискорбно.
- Знаешь, твое самодовольство…
- Не самодовольство, а историческая закономерность. Разве мы живем не в лучшие времена?
- Но ты-то чем лучше папы?
- Верностью принципам.
- Что же это за принципы?
- Коммунистические!
- Мы уклонились от непосредственной темы разговора, - вернул я своих собеседников к конкретному предмету спора. - Мне тоже думается, что Юре не стоит так легко отмахиваться от университета.
Юра одарил меня убийственным взглядом.
- Закончим, - сказал он, оставляя за собой последнее слово. - Меня вы не переубедите, а если не перестанете, я попытаюсь получить койку в общежитии.
Разговор не слишком приятный! Резкости говорили обе стороны, но особенно резок был Юра…
Филистер посчитал бы спор сына с родителями явлением негативным: отцы и дети! Столкновение поколений!
А я так не считаю, это был полезный разговор, в нем содержалось положительное начало, такой разговор закономерен, он должен, должен был возникнуть по тому или иному поводу.
Мало сказать, что я знаком с Зарубиными, я знаю Сергея Петровича и Анну Григорьевну, они превосходные люди, умные, честные, отзывчивые, иначе они не смогли бы воспитать Юру таким, какой он есть.
Прямолинейность Юры может производить неприятное впечатление, а кое-кто, возможно, назовет ее невоспитанностью. Но воспитанность - понятие условное. Когда-то воспитанностью называлось умение скрывать свои мысли и делать вид, что уважаешь людей, которых заведомо не уважаешь. Что поделать, если старшие Зарубины выросли в обществе, несвободном от ложных понятий. А Юре это не нужно. Ему не нужно притворяться, он хочет не уживаться, а жить с людьми, это разные вещи.
Слишком много хорошего вложено в Юру его же родителями, школой, комсомолом, всем нашим обществом, чтобы требовать от него каких-то компромиссов. Для Юры благополучие душевное важнее благополучия материального, для него важнее слышать голос своей совести, чем внимать сентенциям о вреде табака, от кого бы они ни исходили.