- Все это гораздо серьезнее, чем вы даже думаете, - задумчиво произносит Николай Ильич. - Прасковья-то Семеновна что говорит? Куда ушла Таня?
- Ничего не говорит. Говорит - в странство.
- Какое странство?
- Ну, на богомолье.
Николай Ильич даже подался вперед.
- Вы сказали: странство.
- Богомолье, странство… Не придирайтесь к словам. В общем, ушла искать бога.
Но Николай Ильич как-то особенно насторожился.
- Подождите, Вопрос мой серьезнее, чем вам кажется. Откуда взяли вы это слово?
- От Прасковьи Семеновны.
- А она откуда?
- Что-то в этом роде сказала Таня, когда прощалась с ней.
Николай Ильич помрачнел.
- Вы даже не представляете, как много сказала она этим словом. Этим термином пользуются лишь в одной секте…
- Дело не в терминах.
- Да это та самая вешка, которая показывает, куда ушла Таня! Вы слышали что-нибудь о бегунах?
- Не помню, может, и читал…
- Это одна из самых опасных ересей. Бегуны, скрытники. Теперь они зовутся - истинно-православные христиане странствующие…
Николай Ильич всерьез взволновался. Он и чашку отодвинул, и стул; любит сидеть, а тут принялся ходить; всегда бледен, а тут порозовел…
Встал и Юра.
- Почему вы думаете, что Таня попала именно в эту секту?
- Вы сами сказали - ушла в странство. Вступают в секту и уходят в странство.
- Зачем?
- Искать бога, молиться! - Николай Ильич даже всплеснул руками. - Этакая доморощенная российская мистика. Скрываются от людей, истощают себя, молитвами доводят себя до одурения… - Он подошел к сестре: - Что делать?
Катенька укоризненно посмотрела на брата:
- Ах, Коля…
- Что Коля? - с тревогой переспросил Николай Ильич. - Ну, что?
- Может быть, вообще не нужно заниматься… - тут она бросила на Юру виноватый взгляд, -…богоискательством. Молодежи и без того хватает забот…
- Замолчи! - с досадой оборвал ее Николай Ильич. - Нельзя сравнивать христианскую философию со всякими извращениями!
На мгновение все замолчали, стало слышно, как где-то за стеной бодро тараторит громкоговоритель.
Николай Ильич приблизился к Юре.
- Таню надо спасти! Надо спасти! - нервно повторил он несколько раз. - Ее нельзя оставлять в плену у этих фанатиков. Что вы будете делать?
- Искать, - насмешливо проговорил Юра. - Я уже сказал.
- Не так это просто, на то они и скрытники! - воскликнул Николай Ильич. - Придется потратить много времени, много труда…
- Это меня не пугает, - спокойно сказал Юра. - Вы-то чего волнуетесь?
- Как же не волноваться? - воскликнул Николай Ильич. - Вырвать ее надо из этой ереси! Я же говорю - фанатики! Они до того ослеплены ненавистью ко всему новому, что готовы весь мир ввергнуть в междоусобную войну, ни с чем не хотят мириться…
- Полагаете, ваш бог лучше?
- Я не хочу сейчас спорить, я хочу вам помочь, - строго произнес Николай Ильич. - Поиски будут хлопотны и… обременительны… - Он полез в карман, протянул Юре деньги: - Хочу помочь. Тут двести рублей. Вчера получил жалованье. Найду еще…
На этот раз порозовел Юра:
- Зачем это?
- Но я действительно хочу помочь… - Николай Ильич и стеснялся и настаивал. - Расходы будут обременительны, и моя совесть…
Он действительно добр, но одновременно и суетлив, и жалок, этот неожиданно растерявшийся попик, и Юра вдруг почувствовал к нему легкое презрение.
- Спасибо… - Он отстранил деньги, - Обойдусь без вашей субсидии.
- Но почему?
- Потому что вы же во всем виноваты, а теперь собираетесь ее спасать!
Николай Ильич вздернул кверху бородку:
- При чем тут я?
- Объясню, - произнес Юра нравоучительным тоном. - Ведь это вы убеждали ее в существовании бога. Регулярно предлагали по рюмочке винца, а когда втянули в пьянство, собираетесь спасать… Нет уж! - Юра с ненавистью посмотрел на поповские деньги. - Как-нибудь обойдемся без вас!
Он вспылил, не мог не вспылить, позже он осуждал себя за вспышку, но Юру всегда возмущало лицемерие.
- Извините, - сказал он, стараясь говорить как можно спокойнее. - Я признателен вам за хлопоты, за советы, за консультацию, но дальше я уж как-нибудь сам. Ни бегство от людей, ни смирение перед горем не помогли еще ни одному человеку!
От Юры я и услышал о его встречах с Николаем Ильичом Успенским.
- Человек субъективно хороший, но что из того, если он служит плохому делу? Ведь это он, он толкнул Таню к религии. И дело, в конце концов, не в том, к кому она потянулась - к православным или к этим, как он их называет, бегунам. Дело в ином. Она бежала от жизни, бежала в придуманный, призрачный мир. В этом ее беда…