Но сейчас яблоко, которое я съела полностью, не оставив ни семечка, и улыбка, осветившая лицо Дарьена, того стоили.
На завтрак, подаваемый в аббатстве после полуденной службы, я прибежала из госпиталя. На обманки в виде воды и даже подогретого вина с травами, которое я тайком отхлебнула, живот уже не велся. Мне грезились блинчики, пироги с зайчатиной, сладкие пирожные или на худой конец ячменная каша с салом.
Длинные столы в просторной, залитой солнцем трапезной уже заставили нехитрой утварью, и сейчас женщины наполняли деревянные тарелки кашей, клали рядом вареные яйца, сыр и промытые в кипятке овощи. Лили в глиняные стаканы сидр и помогали всем поскорее рассесться. Монахиня на хорах уже открыла книгу Всеотца, чтобы сопроводить трапезу душеспасительным чтением. Осматривая скамьи в поисках свободного места, я наткнулась на взгляд аббатисы и, повинуясь приглашающему жесту, побрела к столу, за которым собрался цвет местного общества, включая, разумеется, Дарьена и принцессу.
— Алана? — удивлению в его голосе я была обязана наряду.
Сменить дорожную одежду на синее монашеское платье-хабит и белый чепец меня заставила безраздельно царившая в госпитале сестра Юстиния. По ее неоспоримому мнению, простоволосая женщина в штанах будила в больных греховные мысли. Я не возражала, а после того как одного из них вырвало, была ей даже благодарна.
— Вам идет, — язвительно прощебетала ее высочество, — может, задумаетесь о духовной стезе? Это куда достойнее, чем… Фу, почему у меня каша пресная?!
— Потому что вчера ты жаловалась на мед и орехи, — тон аббатисы был безмятежен, как воды озера Вивиан в безветренный день.
Скала, а не женщина. Уважаю.
— А сегодня я хочу с медом!
— Вот, — Дарьен подвинул свою тарелку, за что заработал строгий взгляд аббатисы.
Сказать она ничего не успела — дребезжащий голос монахини понес по залу слово Всеотца. И если ночью я не знала, как отношусь к перспективе ехать в столицу вместе с сестрой Марией-Луизой, то сейчас я была готова молить всех святых, чтоб она не передумала.
Монастырская еда — это, конечно, не высокая кухня, но каша была горячей, сытной и после нескольких дней дороги, а особенно душеспасительного голодания, — восхитительно вкусной. Пока принцесса недовольно возила ложкой в миске, я смела свою порцию и, аккуратно рассматривая собравшихся за столом аббатисы, перехватила взгляд Дарьена. Подмигнув, он накрыл ладонью яблоко и медленно потянул со стола.
Совершенно невозможный человек!
Когда трапеза закончилась, я встала, чтобы немедленно вернуться в госпиталь, но Дарьен задержал меня тихим: «Останьтесь». Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я собирала грязную посуду и краем глаза наблюдала за аббатисой, которая, изящно спровадила из-за стола всех, кроме принцессы и Дарьена. Последними удалились невероятно довольный собой отец Этьен, и резкая, как северные ветра, сестра Жанна с неизменной восковой табличкой в неожиданно музыкальных руках. Сестра Мария-Луиза кивком отослала молчаливую женщину во вдовьем чепце, и требовательно посмотрела на Дарьена.
— Я слушаю.
— Крестная, — начал он с хитрым прищуром, — в обители ведь найдутся запасные одежды для послушниц?
Я обратилась в слух, сохраняя на лице выражение совершенной незаинтересованности. Ее высочество любовалась перстнем на мизинце левой руки. Знатное колечко. Знаю места, где она лишилась бы его очень быстро. Скорее всего, вместе с пальцем. Обсуждая накануне дорогу в столицу, я настаивала на необходимости подобрать принцессе одежду попроще.
— Разумеется, — кивнула аббатиса, — но зачем тебе?
— Переодеть Алану и Лоретту. Вам же положено сопровождение или, не знаю, секретари? А я поеду с охраной. Так мы привлечем меньше внимания.
И лицо довольное, словно горшок с золотом у фейри выдурил. Хотя план, признаться, неплох.
Размышляла аббатиса недолго.
— Я отдам распоряжения.
После ее слов, принцесса стала пунцовой. И рот открыла. Закрыла, опять открыла, и я всерьез задумалась, не постучать ли ее высочество по спине.
Веселая предстоит дорога, надеюсь, наставница в чертогах Всеотца посмеется от души.
— В-в-вы шутите? — потрясенно пробормотала ее высочество, когда к ней, наконец-то, вернулся дар речи.
— А по-моему, это прекрасная идея, дорогая, — довольно улыбнулась аббатиса. — Синий чудесно оттенит твои глаза.
— Пожалуйста, — принцесса припечатала на Дарьена взглядом раненого олененка, — брат, не заставляй меня.
— Это ненадолго, белек, а наряды твои потом доставят.