В прекрасных очах блеснула слезинка. И еще одна. Розовые губы дрогнули.
— Это ужасно, — горько всхлипнула принцесса и выбежала из трапезной.
— Ваше преосвященство, — я проводила взглядом последовавшего за сестрой Дарьена, — мы могли бы поговорить?
— Сестра Мария-Луиза, — устало вздохнула аббатиса, и, кажется, не моя забывчивости была тому причиной.
— Сестра Мария-Луиза, его светлость, — при посторонних я решила не звать Дарьена по имени, — попросил придумать ему маскировку.
— У вас действительно контракт?
От пронзительного взгляда аббатисы почти захотелось пасть на колени и от души покаяться.
— Да.
Она должна увидеть во мне союзника, иначе принцессу до столицы мы не довезем. Да мы из обители не выедем!
— Моему крестнику угрожает опасность?
Красивое даже сейчас — а еще десять лет назад она наверняка была ослепительна — лицо дрогнуло. Одна из женщин в госпитале проболталась, что на войне сестра Мария-Луиза потеряла единственного сына. Я задумалась над ответом: приукрашивать ситуацию было бы глупо. Впрочем, как и зря пугать аббатису рассказом о награде за голову Дарьена.
— Дороги опасны, — вздохнула я. — Не знаю, почему адельфи Лоретта не может путешествовать открыто, но если так, идея его светлости очень удачная.
И, да, говорить правду, но не всю — умение в моем деле незаменимое. Особенно на исповеди. А Всеотец в мудрости своей и так все видит. Сестра Мария-Луиза кивнула и, поманив меня за собой, пошла к выходу из трапезной.
— Скажите, Алана, за что вы несете покаяние?
Я могла не отвечать, но я ответила.
— Убила мужчину, который собирался меня изнасиловать.
Пять шагов мы проделали в задумчивом молчании.
— Так что с маскировкой? — в голосе сестры Марии-Луизы мелькнула искра любопытства.
— Возможно, нос его светлости…
— Перелом старый, — судя по уверенному ответу, об этом она уже думала, — лучше не рисковать.
— Жаль, — совершенно искренне сказала я. — В таком случае насколько велики ваши запасы коры дерева хан?
Аббатиса остановилась, повернулась и удивленно на меня посмотрела.
— Кора дерева хан? Вы уверены?
— Его светлость, хотел использовать накладные усы, — сестра Мария-Луиза вздрогнула, — или бороду, — и выразительно вздохнула.
Мы переглянулись, я развела руками, всем своим видом демонстрируя, что рада бы предложить другой вариант, но, увы.
— Похоже, это действительно меньшее зло. Идемте, Алана, вы получите все необходимое.
Глава 10
— Сидите смирно.
Я надавила локтем на широкое плечо, прикрытое только льняным полотенцем, и потянулась к плошке, от которой по комнате монастырской гостиницы разносился резкий древесный запах. Перчаток для верховой езды было жаль — после такого их только выбросить.
— Нельзя, чтобы краска попала на кожу, — объясняла я, орудуя уже побуревшей тряпицей и гребнем, — схватится, и будете пятнистым.
— Как ларга, — хмыкнул сидящий на полу, иначе я просто не доставала, Дарьен. — Буду плавать, ластами хлопать. И рыбу есть. Будете меня рыбой кормить?
Я едва сдержала улыбку. Настроение Дарьена оказалось заразительно, как белая лихорадка.
— Вы, кажется, поститесь?
Строгий тон я переняла у сестры Юстинии. И сейчас не отказалась бы позаимствовать и ее внушительный рост, и вес, и взгляд, под которым даже самые буйные пациенты становились кроткими, как барашек святого Корнелия. И от синего монашеского хабита не отказалась бы. В гостиницу к Дарьену я пришла в своей дорожной одежде, и сейчас тонкая ткань рубашки — кафтан сняла, чтобы не испачкать — казалась плохой защитой. Дарьен был близко, слишком близко, и тепло его тела будило огненных змей.
— Ну, пост ненадолго, — я услышала в его голосе улыбку. — Так что? Будете? Рыба у вас вкусная получается.
В памяти мелькнуло озеро Вивиан. Печеный карп, арбалетный болт вместо столовых приборов, звон мошкары, кровь с клинка плывет красными пятнами. И медленно заходит в воду Дарьен. Голый. Я застыла, любуясь разворотом широких плеч, мощной спиной, переходящей в…
— Алана?
Голос разбил зеркало памяти, возвращая меня в небольшую комнату с белыми стенами и потемневшими от времени полом. Узкая кровать, стол и табурет, деревянная бадья и ведро воды с поплавком ковшика. Мужчина, о котором я не думала целый день, захваченная суетой госпиталя, и почему-то решила, что все. Отпустило.
Святая Интруна, скорее бы уже выехать. Кажется, я уже искренне рада карете.
— Не буду, — голос пока еще слушался. — И не отвлекайте меня, пожалуйста. Смесь остывает.