— Белый, — уверенно сказал он, убирая ладонь ото лба.
— Белый, — ее голос задрожал от зарождающегося смеха. — Белый!
И прежде чем он успел ее перехватить, Гвен вспорхнула на стену.
Яростный, пахнущий солью и бурей, порыв ветра швырнул в лицо синий плащ, а когда Дарьен выпутался из тяжелого шерстяного полотна, Гвен уже не было.
Только чайка спешила к уже спокойному горизонту. И кораблю с белым, как ее крылья, парусом.
Он проснулся с головой тяжелой и гулкой, словно кто-то посадил на плечи большой колокол столичного храма. Долго смотрел на ладони, которые все еще чувствовали холод и влажную ткань плаща. Вспоминал сон. Странный, на первый взгляд бессмысленный. Белая чайка гербовая фигура рода Морфан, но при чем тут корабль? И цвет парусов? И… почему сейчас?
Он ведь так и не поехал на юг. Не смог. Прочитал письмо с подробнейшими объяснениями нового барона Бру-Калун и доклад королевского интенданта, расследовавшего смерть Гвен и ее брата — у нее все же родился брат, о котором она мечтала. Мать умерла, а отец… Странное дело. Бессмысленное. Но были свидетельства, в том числе второй жены, изобличающие письма с баронской печатью и смерть взятого под стражу Ольдрена по дороге в столицу, где он должен был предстать перед судом. Начальник охраны сказал, заключенный пытался сбежать, и это, по мнению многих, стало окончательным доказательством его вины.
— Не верю, — Дарьен залпом осушил бокал, даже не разбирая вкуса наверняка изысканного вина, — род Морфан ни разу не нарушил вассальной клятвы.
— Не нарушил, — Хильдерик положил подбородок на переплетенные пальцы. — Но Ольдрен не был потомком королевы-ведьмы, он вошел в род через брак с адельфи Ниниан.
— Какая, к екаям, разница, Хиль? Отец называл их стражами юга. Доверял…
— Отец, — в ровном голосе брата мелькнула неясная тень, — доверял многим. И тебе ли не знать, что не все они этого доверия заслуживали. Но, — он перевел взгляд на архивную папку, — тут ты прав. Это все слишком… удобно.
— Я поеду и вытрясу из них правду.
— Позже.
— Позже? — Дарьен наклонился, пытаясь рассмотреть что-то в светлых до прозрачности глазах брата. Нет, не брата. Короля. — Почему?
Его Величество Хильдерик поправил сдвинутую братом стопку листов, убедился, что перья лежат симметрично, а инкрустированная самоцветами крышка чернильницы плотно прикрыта.
— Начнется ненужная суета. Прямых наследников нет, — он выдержал потемневший взгляд Дарьена, молча налил вина и пододвинул бокал брату. — Я ничего не мог сделать.
— Знаю, — Дарьен сжал пальцы на изящной стеклянной ножке.
— И ты, — голос короля на миг потеплел, — ничего не мог сделать.
— Тогда не мог. А сейчас…
— А сейчас, претендовать на Чаячье крыло будут многие. Дальнее родство, слабая кровь, но все же. Нам не нужна суета на юге, Дар, потому я прошу тебя подождать.
И он не поехал. Хотя, наверное, стоило.
Звон храмового колокола разбил предрассветную тишину. Дарьен повернулся на звук и, решительно тряхнув головой, потянулся за сапогами. Он попросит Всеотца и, возможно, когда-нибудь во сне все же увидит ее лицо. Хорошо, если к тому моменту, он сможет сказать Гвен, что вернул ее семье доброе имя.
Храм встретил полумраком, пламенем свечей, высокими голосами монахинь, которые, вознесясь к каменным сводам, сплетались там с тонким дымом и запахом ладана. Склоненные головы молящихся, руки вздымающиеся, чтобы сотворить знак Всеотца, под напевное чтение отца Этьена. И в отличие от столичного храма, никто не глазел по сторонам, оценивая наряды прихожан, не шептался, не выискивал глазами полезных людей. Не назначал свиданий. Даже далекому от духовного пути Дарьену подобное поведение всегда казалось недостойным.
По окончании службы его ждали ласковый взгляд крестной, насупленные брови Эльги и неподвижное, как у храмовой статуи лицо Аланы. Даже улыбка ее обычная, та, что никогда не достигала глаз, исчезла. И смотрела она как-то вскользь. Это было странно. Неправильно даже.
Он ухватился за эту странность, пытаясь зацепиться за нынешний день, отодвинуть за горизонт памяти тревожный сон и невыполненные обещания. Куда безопаснее сосредоточиться на дороге и завтраке, который Алана ела старательно, скорее по привычке бывалого путешественника. Короткие сухие ответы, скупые движения, взгляд, направленный исключительно на… Эльгу? И ножны на предплечье, скрытые длинным рукавом монашеского хабита. Не рука, лапа со втянутыми до поры когтями.
Кошка, как есть кошка.
А ее кисть, сейчас такая близкая, была маленькой и смуглой. Совсем как в его сне.