„Какая же тяжкая ноша досталась этому ребенку", — подумал Арч, гася сигарету. Он никогда не желал, чтобы Рахиль, его дочь, была похожей на мальчишку. Он любит ее такой, какая она есть, и не хочет, чтобы она хоть на йоту изменилась. Дочь была не только его гордостью и радостью. Когда он развелся с ее матерью, она стала ему великой опорой.
Ну, а Ники... Она, конечно же, была не такой, как все, несомненно, из-за того, что через многое прошла еще в детстве, а не потому, что произошла на свет от столь выдающихся родителей. К тому же она много путешествовала, была хорошо образована, умна, хладнокровна, решительна и весьма честолюбива. Пугающее сочетание в молодой женщине — давно уже решил про себя Арч.
Как ни печально, личная жизнь ее не удалась, так ему казалось. Сейчас у нее не было друга. По крайней мере, он не слышал, чтобы она кого-либо выделяла с тех пор, как ее последний роман оборвался столь несчастливо. „Настоящая трагедия, — думал он. — На какое-то время она сломила Ники. Неужели она все еще мучается, неужели страдает из-за того, что все кончилось так ужасно?" — удивлялся он. Ему было трудно судить о ее чувствах, она никогда ни с кем не обсуждала свои личные неурядицы и всегда старалась держаться молодцом. Сам же он не хотел вмешиваться. Ники неистово охраняла свою личную жизнь. „И правильно, — решил он. — Не мое дело, чем она занимается вне работы. И так уж я слишком пекусь о ее благополучии".
Арч считал Ники одним из наиболее приятных людей, какие ему когда-либо встречались. Она была красива, умна, добра, исключительно надежна и совершенно искренна. Он желает ей только лучшего, всего самого лучшего. Желает ей счастья. „Но, черт возьми, — подумалось ему, — кто счастлив в этом сумасшедшем мире?"
Вздохнув, он оторвался от размышлений и подошел к телефону.
Не успел он поднять трубку, как услышал голос Джимми:
— Арч, подойди, пожалуйста, на минутку, пока ты еще не связался с Нью-Йорком. Я бы хотел, чтобы ты попозировал вместо Ники.
— С удовольствием, — ответил Арч, кладя трубку и подходя к окну. — Что это ты задумал?
— Я хочу, чтобы ты вышел на балкон, тогда я смогу подобрать самый выгодный ракурс. Снимая отсюда, я сделаю несколько крупных планов, — объяснял Джимми. — И с помощью моего объектива от этих цветов дать общий фон с проспектом Чанань и площадью Тяньаньмэнь. Когда мы начнем работать, будет уже достаточно светло, или же я использую добавочное освещение. Словом, все получится как надо, не волнуйся, Арч.
— А я и не волнуюсь, Джеймс. Я никогда не волнуюсь, когда позади камеры вижу тебя.
2
Ночь была пряной, душной.
Стараясь не сталкиваться с пешеходами, Ники ровным шагом шла вдоль проспекта Чанань. Создавалось впечатление, что все, кто был на улице, двигались в одну сторону.
Когда она впервые оказалась в Пекине, Кли Донован рассказал ей, что вечерами и по выходным китайцы приходят на площадь, чтобы вместе отмечать всевозможные годовщины и памятные даты или просто приятно провести время. Это место, говорил он, куда они ходят, чтобы подумать, поскорбеть, погулять, повеселиться в воскресенье.
Позже на площадь стали ходить, чтобы протестовать.
В апреле студенты из всех провинций Китая собрались здесь на мирную демонстрацию во имя свободы и демократии. Все началось в день памяти Ху Яобана, либерального и просвещенного члена правительства. Он умер в начале месяца, и молодежь, уважавшая этого человека, пришла почтить память и отдать дань его убеждениям. Неожиданно мероприятие переросло в сидячую забастовку, а затем начались голодовки и демонстрации. Это произошло более шести недель назад, и с тех пор площадь была занята сотнями тысяч студентов. Их поддержали жители Пекина. Они носили еду, питье, одеяла, зонтики и палатки, сочувствовали, делились своими невзгодами.
Когда все еще только начиналось, Ники со своей съемочной группой была в Израиле, где готовила документальный фильм об израильской разведке „Моссад". К концу месяца, по мере того как съемки близились к завершению, Ники решила, что им надо ехать в Китай. В середине мая китайскую столицу с государственным визитом должен был посетить Михаил Горбачев, и Ники, зная о происходящем в Пекине, почуяла, что дело принимает серьезный оборот. Надвигались большие события. Она позвонила руководителю отдела новостей Эй-ти-эн и сказала:
— Послушай, Ларри, студенты не свернут свои палатки и не уберутся восвояси, когда Горбачев приедет в Пекин. Я убеждена: там грядет беда.
Ларри Андерсон на мгновение заколебался, и она усилила натиск:
— Подумай сам, Ларри. Какой сюжет! Как они поведут себя во время визита Горбачева? Продолжатся ли демонстрации? Как на них отреагирует Горбачев? Повлияют ли действия студентов на правительство? И главное, как власти поведут себя в этой ситуации? Что они предпримут?
Это были лишь некоторые из вопросов, которые она обрушила на Ларри тем утром во время телефонного разговора из Тель-Авива, и они возымели действие. Поговорив с Арчем, Ларри согласился, что им надо ехать. Он тотчас вызвал их с Ближнего Востока в Нью-Йорк, дал недельку отдохнуть, а затем отправил в Китай, благословив на прощание.
Они прибыли 9 мая. Официальной целью их приезда было освещение визита Михаила Горбачева, который должен был начаться 15 мая, но на самом деле они приехали из-за студентов и предчувствия беды, не отпускавшего Ники.
Ко времени приезда советского лидера, его супруги и сопровождающих их лиц Ники, Арч, Джимми и Люк, подобно тысяче прочих иностранных корреспондентов со всего света, с удобством расположились в отеле „Пекин".
Предположения Ники сбылись: студенты встречали Горбачева почти как героя, демонстрации продолжались с прежней силой, и три дня прошли крайне суматошно. К самой же советско-китайской правительственной встрече демонстранты отнеслись с презрением. Студенты и их проблемы стали главной темой репортажей Ники.
Однажды, еще во время визита Горбачева, около миллиона демонстрантов собрались на площади Тяньаньмэнь, требуя свободы слова, демократических прав, а также чистки правительства от коррупционеров и взяточников. Демонстранты уселись на площади с твердой решимостью не покидать своих мест, несмотря на палящее солнце, грозы и проливные дожди.
Арч позаботился о том, чтобы Джимми снимал происходящее бесперебойно. Ежедневные сообщения Ники были блестящи и тотчас же передавались в Штаты через спутник. То короткое время, пока Горбачев и толпы иностранных журналистов находились в Пекине, правительство закрывало на все глаза или делало вид, что терпимо относится как к студентам, так и к зарубежной прессе.
Но не прошло и двух дней с момента отбытия советского лидера и большей части журналистов, как власти сделали ответный ход. Они ввели военное положение. Ники со своей съемочной группой, как и несколько сотен других репортеров, осталась. В Китае начиналось нечто необычайное, и они — охотники за новостями — хотели быть в гуще происходящего и делать свое дело: освещать развитие событий и ход истории в процессе ее создания.
Той теплой июньской ночью по дороге на площадь Ники пыталась представить, что будет дальше. Ясно, что развязка близка и многих студентов ждет смерть. Может, даже не одну тысячу из них. При этой ужасной мысли она споткнулась, но быстро взяла себя в руки и с тяжелым сердцем продолжила путь.
Как летописцу войн, революций и стихийных бедствий, ей нередко приходилось близко видеть смерть и разрушения, боль и страдания. Но она так и не приучила себя к насилию и ужасу.
На протяжении многих лет, а в последние три года особенно часто, она не раз приходила к мысли, что жизнь в нашем мире хрупка и ужасна. Люди столь же бесчеловечны, как и в средневековье. Они по-прежнему живут среди насилия и жестокости и, как полагает ее мать, будут жить так всегда. Потому что эти качества — часть человеческой природы.