— Что-то затевается? — только и спросил он, рассмеявшись, и добавил: — Подозреваю, что на тебя снизошло озарение и у тебя родился замысел новой фантастической программы.
Скороговоркой, в двух словах, Ники объяснила, что ничего особенного она не планирует, просто раздумывает над тем, как бы сделать передачу о европейском Общем рынке и переменах, которые произойдут, когда все границы исчезнут.
— Через некоторое время мне придется интервьюировать политиков разных стран, так что сейчас я хочу провести разведку, посмотреть, как обстоят дела в Риме, раз уж я проделала то же самое в Лондоне, — объяснила она, прибегнув к безобидной лжи.
Он все понял. Они поболтали о его грядущей поездке в Лейпциг и договорились держать связь по телефону или через „Имидж" в Париже, если в том возникнет необходимость.
— Чао, Ник, — сказал Кли. — Не могу дождаться двадцать восьмого числа.
— Я тоже, дорогой, — ответила она, прежде чем положить трубку.
Ники закрыла глаза. Ее стало клонить в сон, от вина должно быть. Заскучав по Кли сильнее, чем когда-либо, она подумала, что ему может быть очень неприятно, если он вдруг узнает об истинной причине ее поездки в Рим. Ники спросила себя, расскажет ли она Кли обо всем при встрече. Уверенности в этом не было. К понедельнику она должна получить ответы на все вопросы о Чарльзе Деверо. Или же ни на один. Только тогда можно будет решить, поведать обо всем Кли или нет, но никак не раньше. И если да, то сделать это надо только при встрече, не по телефону. Если же Ники посвятит его в расследование теперь, он наверняка бросит все дела и прилетит в Рим. А ей совсем не хочется, чтобы он водил ее за ручку, пока она будет разыскивать Чарльза. Ей не хочется, чтобы прошлое столкнулось с настоящим.
Через два с половиной часа после отлета из лондонского аэропорта „Хитроу" самолет приземлился в римском аэропорту „Леонардо да Винчи". Пройдя таможню, Ники вышла в терминал и через несколько минут увидела водителя, державшего плакатик, на котором печатными буквами было выведено ее имя.
Сорок пять минут спустя машина подъехала к гостинице „Хэсслер", расположенной возле церкви Тринита дей Монти, на вершине известнейшей и красивейшей Лестницы Испании. В первый раз сюда ее привезли родители, когда она была еще маленькой, и впоследствии, приезжая в Рим, она неизменно останавливалась в „Хэсслере". Ночной администратор узнал ее по имени и в лицо и после регистрации сам проводил в номер под дружескую болтовню.
Оставшись одна, Ники подошла к окнам, раздвинула шторы и выглянула наружу. Рим был великолепен: море огней, плещущееся под усыпанным звездами чернильно-черным небом. Живет ли Чарльз Деверо где-то здесь, в „вечном городе"? И если да, то есть ли у нее надежда разыскать его? В неожиданном приступе растерянности ей пришлось признать, что надежд на успех маловато.
На следующее утро, покончив с простеньким завтраком: чаем и жареными хлебцами, Ники позвонила в местный корпункт Эй-ти-эн. Попросив подозвать к телефону Тони, она откинулась на спинку стула и стала ждать. Женщина, снявшая трубку, не спросила ее имени, а она не назвалась.
— Тони Джонсон у телефона. Кто говорит? — услышала она голос шефа бюро.
— Привет, Тони, это Ник. Как поживаешь?
Последовало удивленное молчание, а затем восклицание:
— Ники Уэллс? Ник, это правда ты?
— Ну конечно же, я! Кого еще из твоих знакомых женщин зовут Ник?
Тони явно обрадовался ей.
— Слушай, Ники, как ты? И, что еще важнее, где ты?
— За углом.
— То есть? Ты здесь? В Риме?
— Вне всякого сомнения.
— Господи Боже ты мой! Да на мою голову сегодня, похоже, свалилась вся телекомпания.
— Как это?
— Да так. Только что прилетел твой старый приятель. Он просто рвет телефон у меня из рук и, кажется, собирается тебе что-то сказать. Но прежде чем я отдам ему трубку, давай договоримся о встрече. За обедом. Сегодня. Идет?
— Идет. Это просто замечательно, Тони. Но кто это там жаждет со мной поговорить?
Тони расхохотался.
— Чао, Ник!
— Привет, Ники. Какими судьбами в Риме? — спросил Арч Леверсон шутливым тоном, но в то же время не скрывая любопытства.
— Я хотела тебя спросить о том же самом, Арч, — сказала она совершенно озадаченная, но сохраняя хладнокровие.
— Что с тобой, золотко? Ты становишься рассеянной. Еще на прошлой неделе я говорил тебе, что собираюсь в отпуск на Капри. И теперь вот остановился здесь на пару дней, чтобы повидать своего старинного приятеля Тони.
Действительно, Арч говорил ей об этом, но она как-то не связала Капри с Римом.
— Да-да, как же. Забыла, — быстро проговорила Ники.
— Последний раз мы с тобой разговаривали, когда ты уезжала в Лондон, чтобы подготовить кое-что к программе о Маргарет Тэтчер. Так почему же все-таки ты оказалась в Риме?
— Хочу купить туфли, — ляпнула она наобум, чтобы только что-то сказать.
Арч оглушительно захохотал.
— Эй, малышка, ты опять забываешь, что разговариваешь не с кем попало. Ты любишь магазины не больше, чем я рыбалку. Давай-ка, Ники, выкладывай все как есть. Что там у тебя?
— Сейчас не могу, — ответила она, стараясь выиграть время.
Ее ответ, похоже, удовлетворил Арча, потому что он сказал:
— Ну ладно, Бог с тобой. А что, Кли с тобой?
— Нет, он сегодня в Берлине, завтра будет в Лейпциге, а в воскресенье уже в Париже. В понедельник мы встречаемся с ним и на следующей неделе отправляемся в Прованс.
— Вот и отлично. Думаю, увидимся сегодня за обедом с Тони. Я прав?
— Это лучшее предложение из тех, что я получила сегодня. Где встречаемся? В корпункте?
— Хорошая мысль. Кстати, а где ты остановилась?
— В „Хэсслере", как обычно. А ты?
— В „Эдеме". Слушай, Ники, у меня к тебе есть еще одно дело. Поужинаем сегодня вечером? Утром я уже на Капри, присоединюсь к Патриции и Грантам, они уже сняли там виллочку на сезон. Эй-эй, погоди-ка, у меня мысль. Поехали со мной. Ведь тебе все равно нечего делать. Или есть? Они были бы просто счастливы заполучить тебя на пару дней.
— Спасибо, но я честно не могу. А вот на ужин с тобой сегодня вечером приду.
— Договорились. А почему ты не говоришь, что зайдешь за нами, этак, в половине второго?
— Будет сделано.
26
Положив трубку, Ники оставалась у телефона еще несколько минут. Брови ее были нахмурены.
Уж кого она не ждала встретить в римском корпункте, так это Арча Леверсона. Мягко говоря, лгунишка была застигнута врасплох, хотя и сумела довольно быстро сориентироваться. И все же бедняжка никак не могла придумать, что бы такое сказать ему при встрече. А это следовало сделать, раз не хочется рассказывать ему правду. Он и так уж слишком нянчится с ней и обязательно, это чувствовалось инстинктивно, попытается отговорить ее от исполнения задуманного. Уезжая в Лондон, Ники еще могла ввести его в заблуждение разговорами о Маргарет Тэтчер, но сильно сомневалась, что он проглотит россказни про то, что лучшая журналистка приехала в Рим готовить передачу об Общем рынке.
Ники вздохнула. К сожалению, оттого, что Арч с утра в бюро с Тони, она не сможет ничего сегодня выяснить о сюжете, который перегнали по спутнику в прошлую среду. Придется подождать до тех пор, пока Арч не уедет на Капри. Она поговорит с Тони завтра, ничего другого не остается.
До обеда с Арчем и Тони делать ей было нечего, и девушка почувствовала приступ разочарования, будучи не в силах смириться с мыслью, что ей придется убить столько времени.
Рим Ники знала хорошо — бывала здесь неоднократно. Да и настроения осматривать местные красоты у нее не было. Все уже видено-перевидено множество раз, и в сопровождении лучшего в мире экскурсовода — ее отца Эндрю Уэллса.
Отец обожал Рим так же, как она любила Париж. Он чувствовал духовное единение с ним, и с малых лет Ники смотрела на „вечный город" его глазами. „Рим — колыбель цивилизации", — сказал он, когда Ники была двенадцатилетней девочкой, достаточно взрослой, чтобы воспринять его уроки истории. Он водил ее по лестнице, спускающейся к площади Испании, к фонтану Треви, Катакомбам, Вилле-Боргезе, собору Святого Петра, Ватикану и Сикстинской капелле.