— Тебя предупредил кто-то из служащих „Гранд Бретани". Кто? Коста? Аристотель? Или господин Зулакис из Вульягмени?
— Не могу тебе ответить. Кстати, с чего ты вдруг решила приехать сюда? Кто подсказал тебе, где я?
— Никто мне ничего не подсказывал, Чарльз. Я и не ведала, что ты здесь. Я только хотела повидать твоего испанского партнера. Надеялась, что дон Педро согласится со мной: на фотографии действительно ты.
— Но ты же говоришь, что моя родная мать не поверила, что это я! — воскликнул Чарльз. — Разве тебе этого было не достаточно?
— Нет. В глубине души я чувствовала, что ты жив.
— Да, это всегда было твоей сильной стороной. Но меня интересует другое — когда ты решила, что я жив, как ты себе объяснила причину, по которой я мог бы пожелать исчезнуть без следа?
— Если честно, я не была уверена. После твоего так называемого самоубийства в Англии не разразилось никакого скандала, так что я знала, что ты не замешан ни в какой финансовой афере. Поэтому я подумала, что дело, наверное, в незаконной сделке и что ты решил исчезнуть, чтобы начать новую жизнь.
— И в какой же незаконной сделке я мог, по твоему мнению, быть замешан? — спросил Чарльз, удивленно сомкнув брови.
— Торговля оружием или наркотиками, — сказала Ники вполголоса.
— Господи, невысокого же мнения ты была обо мне!
— А что, что мне оставалось думать?
Чарльз поднялся, подошел к окну, походил взад и вперед по комнате, потом вернулся к своему креслу. Немного погодя он сказал:
— Меня очень тревожит, что кто-то, как ты говоришь, следил за тобой в Мадриде. Ты в этом уверена?
Ники пожала плечами.
— Не совсем.
— С чего ты взяла, что за тобой хвост?
— Возле меня все крутился один тип, пока я разговаривала с портье вчера утром. А потом я налетела на него в торговых рядах. Ближе к вечеру, когда я вышла из музея Прадо, он снова попался мне на глаза. И когда он на мгновение отвлекся, я проскользнула мимо незамеченной.
— Ясно. Ты можешь его описать?
— Конечно. Он определенно испанец, в этом я уверена. Среднего роста. Хорошо одет, черные волосы зачесаны назад. Ему лет сорок или около того, не выпускает изо рта черную сигару.
— Почему ты думаешь, что он испанец?
— Просто похож. Еще он разговаривал по-испански с портье — я слышала, когда отходила от стойки.
— Быть может он постоялец?
— Не знаю.
— Может, он не следит за тобой. Может, он просто охочий до хорошеньких блондинок, — заметил Чарльз. — Хотел тебя подцепить. Что тут особенного?
— Ты боишься, что я могла навести его на тебя?
— Нет, я уверен, что ты этого не хотела.
— Это еще не все. Прошлым вечером раздался телефонный звонок, но, когда я сняла трубку, никто не ответил. Я связалась с телефонистом и выяснила, что мне действительно звонили. Кто-то меня спрашивал.
Чарльз кивнул.
— Это был я.
— Но почему ты промолчал?
— Я хотел договориться о встрече еще вчера вечером, но потом передумал. Побоялся, что спугну тебя, и решил подождать до утра.
— Ты живешь в Мадриде?
— Нет.
— Где же тогда?
— Везде и нигде. Я, как бы это сказать, перекати-поле. В одном месте подолгу не задерживаюсь.
— По соображениям конспирации?
— Вроде того.
— Прости, что подвергала тебя опасности, показывая везде твое фото и расспрашивая о тебе. Эта разведка уничтожит тебя, если узнает, что ты двойной агент, так?
Чарльз рассмеялся.
— О да, и без всякого сожаления. Такова уж шпионская жизнь. Никто не сказал, что она безопасна.
Ники открыла сумочку и вытащила фотографии.
— Я хочу, чтобы они были у тебя, — сказала она, отдавая Чарльзу снимки.
— Спасибо, Ники. — Он порвал их в клочки и положил в пепельницу.
— Ты же знаешь, что я не скажу ни одной живой душе, что ты жив, и не стану болтать о том, что ты мне рассказал. Так или нет?
— Да. Я знаю, что теперь ты посвящена в мою тайну и сохранишь ее.
— Я и в самом деле могла испортить тебе все дело, — начала было Ники, но спохватилась и закусила губу.
— Могла бы, это точно, — согласился Чарльз. — Что было бы просто ужасно — ведь на подготовку ушло несколько лет. Но не беспокойся, я уверен, что все обошлось. Если бы было по-другому, я бы уже об этом знал. Быть может, я бы даже не сидел сейчас здесь и не разговаривал с тобой. Все было бы кончено.
От одной мысли об этом Ники похолодела. Через некоторое время она сказала:
— Я все о том человеке, который, как мне показалось, следит за мной... Может быть, стоит спросить, не живет ли он в гостинице? Ты мог бы мне позже позвонить и узнать, что сказал портье.
— О, Ники, я не хочу, чтобы ты хоть как-то участвовала в том, чем занимаюсь я. Это слишком опасно. Прошу тебя, не беспокойся, я сам выясню, кто этот человек. У меня есть свои связи, свои источники. Предоставь все мне. Ты поняла?
— Да.
— В мире разведки и контрразведки все не так, как кажется. Можно даже сказать, что в тайном мире, где живу я, все перевернуто вверх ногами. — Чарльз вздохнул. — Никогда не знаешь, кто есть кто на самом деле. — Он выпрямился в кресле и добавил: — Я хочу, чтобы ты уехала из Мадрида, и чем раньше, тем лучше.
— Хорошо. Я вылечу завтра.
— Вот и умница, Ники. Мне будет спокойнее при мысли, что тебя нет рядом со мной.
Ники поняла, что беседа закончена, и решительно встала.
— Лучше будет, если я пойду. — Она двинулась к арке, ведущей в прихожую.
Чарльз последовал за ней.
Она повернулась, подождала, пока он подойдет поближе, и сказала:
— Я рада, что мы встретились, Чарльз. Мне многое стало ясно.
— И я рад, что мы увиделись, Ники. — Он внимательно смотрел на нее, склонив голову, а потом улыбнулся: — Ты, как всегда, прекрасна.
Она кивнула, слова застряли в горле.
— Ты, должно быть, все так же мотаешься по свету, ведешь репортажи о бедствиях и всем таком прочем, — продолжал Чарльз. — Я вижу, что ты еще не замужем. Или, если быть точным, не носишь обручальное кольцо.
— Нет, я не замужем.
— И у тебя нет никого на примете?
— Есть один человек, но он появился совсем недавно.
— Ты любишь его?
— Кажется, люблю. Впрочем, не уверена.
— Ты собираешься выйти за него замуж?
— Он мне не предлагал.
— Дурак, если он этого не сделает. А если предложит? Ты согласишься?
— Не знаю.
— Я вовсе не собирался применять к тебе насилие, ты знаешь, — переменил тему Чарльз. — Однако я не в обиде за то, что ты пожелала приехать на встречу со мной в своей машине.
— Я просто проявила осторожность.
— И независимость — одну из тех черт, за которые я тебя любил.
Ники повернулась в сторону прихожей, но тут Чарльз взял ее за руку, привлек к себе и крепко обнял.
Застигнутая врасплох, Ники не сопротивлялась. Она позволила ему обнять себя, понимая, что ему необходимо сделать это, необходимо быть рядом с ней. Она почувствовала через тонкую ткань рубашки, как колотится его сердце, и у нее, словно молния, мелькнула мысль: „О Господи, он все еще любит меня". Справившись с подкатившим к горлу комком, она нежно оттолкнула его.
— Мне лучше уйти, — мягко произнесла она и, против воли протянув руку, дотронулась до его щеки. — Пожалуйста, не беспокойся, я никогда не предам тебя, Чарльз.
— Я верю тебе, Ники, — сказал он, взяв ее за руку и провожая к входной двери. — Я доверяю тебе... свою жизнь.
Оказавшись одна в своем номере, Ники разревелась.
Она лежала на постели, отчаянно рыдая, и ей казалось, что сердце ее вот-вот разорвется. Она плакала о Чарльзе и его опасной одинокой жизни, которую он избрал для себя; она плакала от жалости к себе, от воспоминаний о некогда пережитом ими вместе и от сознания того, как много им не суждено было вместе пережить.
В конце концов она успокоилась и взяла себя в руки. Она полулежала на подушках, обдумывая случившееся за прошедшие несколько недель. И не без оснований чувствовала угрызения совести оттого, что приписывала Чарльзу самые ужасные прегрешения. Как она могла подумать, что он преступник — торговец оружием или наркотиками. Уж она-то должна была знать, что это невозможно.