— Наверное, вы с Марселем отличная пара.
— Верно, Ники, я уже много лет не была так счастлива. Марсель хороший человек, очень добрый, и мы в самом деле счастливы с ним.
— Ты собираешься за него замуж?
— Может быть, может быть. Мы не торопимся. — Мария-Тереза пожала плечами. — Поженимся, когда захотим. — Она наклонилась к Ники и спросила: — А как ты? Когда мы разговаривали по телефону вчера вечером, ты сказала, что у тебя есть друг в Париже. Ты здесь из-за него?
— Да. Он фотограф. Мы познакомились в Бейруте два года назад. А потом, после возвращения из Китая, мы... ну словом, мы стали неравнодушны друг другу. Это случилось в конце июня.
— Вот уж никогда не думала, что ты заинтересуешься французом. Еще маленькой ты была американка до мозга костей.
— Думаю, что такой я и осталась, — рассмеялась Ники. — А мой друг — американец, хотя и живет здесь. Его зовут Клиленд Донован. Или просто Кли. Я уверена, что ты видела его фотографии в „Пари матч".
— Да, да, — воскликнула Мария-Тереза. — Видела! И ты собираешься за него замуж?
— Наверное, — ответила Ники.
— Как было бы замечательно, если бы ты поселилась в Париже. Может быть, мы тогда стали бы видеться чаще, чем раз в два года, — размечталась Мария-Тереза.
Зазвонил входной звонок, и она сказала:
— Ники, пожалуйста, не могла бы ты открыть дверь? Это принесли обед, я заказала его в соседнем ресторане.
Ники заторопилась в прихожую, а Мария-Тереза, с трудом поднимаясь на ноги, крикнула ей вслед:
— За все уплачено, надо только поставить тарелки в духовку. Она уже включена.
— Хорошо, — ответила Ники через плечо и открыла дверь. Приняв из рук официанта большой поднос, она поблагодарила его. Подошедшая Мария-Тереза сказала:
— Мерси, Оливер, мерси.
Официант поклонился.
— Не стоит, мадам Буре, — ответил он и удалился вниз по лестнице.
— Я заказала кускус с цыпленком. Очень вкусно, — сообщила Мария-Тереза, прислонившись к дверному косяку в кухне, в то время как Ники ставила тарелки в духовку.
— Пахнет удивительно. — Ники распрямилась и откинула волосы с лица.
— А теперь пойдем обратно в гостиную, выпьем еще по бокалу вина, и ты мне все-все расскажешь о своем друге Кли. — продолжила Мария-Тереза.
— С радостью. — Ники весело улыбнулась. — Если хочешь, я начну прямо сейчас. Он просто замечательный!
— Ага! Не означает ли это, что ты тоже влюблена?
— Не исключено, — ответила Ники.
32
В ту же минуту, как Ники в понедельник вечером распахнула перед Кли дверь, настроение ее переменилось. Следы ужасной тоски мгновенно улетучились, и все, что беспокоило ее в последние дни, отошло на второй план. Кли затмил все.
Он стоял молча, широко улыбаясь и излучая тепло, а в темных глазах его сияла любовь.
Она просияла в ответ и посторонилась, давая ему войти.
— Я скучал по тебе, Ник, — сказал он и, заключив ее в объятия, ногой захлопнул дверь. — Как же долго мы не виделись! — Он ласкал ее щеку губами. — Слишком долго. По крайней мере, мне так показалось.
— Мне тоже, — ответила Ники, крепко обнимая его. — Я ужасно скучала.
— Я рад. — Кли нежно поцеловал ее в губы и, обняв за плечи, повел в маленькую гостиную.
Там он слегка отстранил ее от себя и воскликнул:
— Ники! Как же я рад видеть тебя. Я истосковался по тебе.
— А уж как я по тебе истосковалась! — ответила Ники, застигнутая врасплох своим собственным страстным признанием. Обычно она была сдержанной в словах, предназначавшихся Кли, но теперь ей так хотелось сбежать в Прованс, забыть обо всем, что случилось со времени ее приезда в Европу, но больше всего ей хотелось быть с Кли и вычеркнуть из памяти Чарльза Деверо.
— Ну что ж, я полагаю, мне лучше сразу вывалить тебе все свои несчастья, — объявил он с грустной миной.
— Что еще за несчастья?
Вместо ответа Кли спросил:
— Что это у тебя там в ведре со льдом, не шампанское ли?
— „Периньон". Твое любимое.
— Давай-ка выпьем по бокалу, дорогая, и я все тебе расскажу.
Ники с беспокойством села на софу, надеясь, что проблемы, о которых упомянул Кли, преодолимы. Она просто не вынесет, если он должен ехать в очередную командировку. Она хочет быть с ним. Она нуждается в нем, нуждается в его ласке и внимании.
Кли подошел к кофейному столику, ловко откупорил бутылку и наполнил два хрустальных бокала, стоявших на подносе. Чокнувшись с Ники, сделал большой глоток и, подойдя к камину, объявил:
— М-м-м-м, хорошо. Ну и денек выдался в агентстве.
— Что у тебя стряслось, Кли? Не томи! — умоляюще попросила Ники.
Он поставил бокал на каминную доску.
— Ладно. Слушай. Во-первых, у меня течь в ванной комнате. Прошлой ночью, по возвращении, я обнаружил, что у меня потоп. Ванная и спальня скрылись под водой — почти. Сегодня я обзвонил нескольких слесарей, но, по всегдашней французской моде, ни один не сможет прийти раньше завтрашнего дня. Во всяком случае, моя домработница сделала все, чтобы остановить это стихийное бедствие, но попасть к себе в квартиру сегодня я не смогу никак. Поэтому... — Сунув руку в карман пиджака, он извлек оттуда зубную щетку и хлопнул ей о каминную доску. — Сегодня придется ночевать здесь. Ведь ты позволишь мне стать у тебя лагерем, не так ли?
— Конечно, позволю! — воскликнула Ники, облегченно рассмеявшись. — Будет просто здорово, так что вряд ли я сочту это за несчастье. То есть я хочу сказать, что имею в виду то, что ты ночуешь здесь. Но мне искренне жаль твою квартиру.
Кли усмехнулся.
— Ей все равно требовался ремонт. — Его лицо снова приняло скорбное выражение. — Кроме того, мы не сможем поехать на ферму в среду, как собирались, Ник. У меня дела...
— Какие?
— Двое из моих партнеров должны отлучиться по разным причинам. Мы с Питом Нейлором раскидали их работу между собой. Ты не возражаешь, если мы поживем в Париже еще недельку или около того?
— О, Кли, ты же знаешь, что я обожаю Париж. И потом, мне все равно, где находиться, лишь бы быть с тобой.
— Дорогая, лучших известий я не получал уже многие недели, — сказал Кли, лучезарно улыбаясь. Но глаза его были серьезны. Он очень чутко реагировал на малейшие перемены в ее поведении и теперь понял, что ее чувства к нему стали глубже с того времени, когда они были вместе в Провансе и Нью-Йорке.
Сделав еще глоток шампанского, он продолжал:
— Есть еще одна вещь, которая тебя должна разочаровать. Йойо будет в Париже не раньше конца недели. Так что, боюсь, нам придется сегодня праздновать вдвоем.
— Мне, конечно, жаль, что встреча с Йойо откладывается, — сказала Ники, потягивая шампанское, — но главное все же в том, что мы вместе и что мальчик на пути к нам, а не гниет в пекинской тюрьме. Ты сам-то с ним уже говорил?
— Нет, но он звонил в агентство в воскресенье. Жан-Клод сообщил мне, что ты будешь в Париже сегодня. По-видимому, он разговаривал с твоей секретаршей.
— Да, он звонил в компанию на прошлой неделе.
Кли кивнул, допил шампанское и налил себе второй бокал.
— Хочешь еще, Ники?
Она покачала головой.
— Нет, пока не надо, спасибо.
Облокотившись о каминную доску, Кли спросил:
— Как твоя поездка в Рим, Афины и Мадрид, увенчалась успехом?
— Отлично, спасибо. А как ты съездил в Берлин и Лейпциг?
— Неплохо, совсем неплохо. У меня такое чувство, что придется ехать туда снова в самом недалеком будущем. Там столько всего происходит, а мы толком ничего не увидели. — И он стал рассказывать о политической обстановке в Западном Берлине, Лейпциге и странах Восточного блока, в особенности в России.
Ники внимательно слушала, как всегда, с уважением относясь к его суждениям. Но в то же время она думала о нем. Она не могла отделаться от мысли, как прекрасно он выглядит, какой он загорелый, как выгорели его каштановые волосы от постоянного пребывания на солнце. На нем были темно-синий шелковый костюм, бледно-голубая рубашка и темно-синий галстук — никогда он не казался Ники таким неотразимым. Несмотря на благоприобретенный французский стиль и европейский лоск, его лицо было истинно американским, мальчишеским и открытым. Карие глаза светились добротой и искренностью, а широкий ирландский рот был благороден и мил. Да, Клиленд Донован бесспорно красив.