Чувства к нему захватили Ники, переполнили душу. Впервые она по-настоящему поняла, как много он значит для нее. Никто в мире не был для нее важен так, как он, и понимание этого поразило ее.
На несколько секунд она отвлеклась, погрузившись в размышления о нем, и не заметила, что он замолчал. Лишь когда он тихонько присвистнул, Ники, вздрогнув, пришла в себя. Она резко выпрямилась.
— Эй, Ники, ты где? — расхохотался Кли. — Я тебе надоел?
— Ну что ты! — ответила она.
— Что случилось? — спросил Кли. — У тебя такое странное выражение лица.
— Я люблю тебя, — сказала Ники.
Кли поперхнулся.
— Что?
— Я люблю тебя.
Он пересек комнату в три шага и сел рядом с ней на софу. Крепко взяв ее за руки, он заглянул ей в лицо.
— Ники, не могла бы ты повторить это еще раз?
— Я люблю тебя, Кли. Я люблю тебя.
— О, Ники, — только и смог выдохнуть он, а потом взял ее лицо в ладони и поцеловал. Прижавшись к ней, он осторожно опустил на подушки и, убрав прядь льняных волос с ее лица, сказал:
— Я тоже тебя люблю, ты знаешь. Я так страдал, пока тебя со мной не было.
Ники дотронулась до его губ, провела по ним пальцем.
— Знаю. Go мной было то же самое.
Его поцелуй был страстным. Его язык то метался, едва касаясь ее языка, то замирал в томительной истоме. Вдруг Кли остановился и прошептал ей в волосы:
— Пойдем в постель. Я хочу тебя.
Он помог ей подняться, и они пошли в спальню. Скинув одежду, они обнялись и стояли так некоторое время, безмолвно, близко, радуясь, что снова вместе.
Наконец он произнес:
— Такого со мной еще не было.
— Со мной тоже, — ответила она, и он знал, что так оно и есть на самом деле. Она любила Чарльза совсем не так, как любит Кли; они вызывали в ней разные чувства.
Вновь наступило молчание. Он зарылся лицом в ее волосы, руки его скользнули по ее спине; он притянул ее к себе, так что их бедра соприкоснулись.
Ники охватило возбуждение, как до этого Кли, и теперь уже она взяла инициативу в свои руки и, слегка отстранившись, потянула его к кровати.
Они легли лицом друг к другу, глядя глаза в глаза, не произнося ни слова. Слова им были не нужны. Каждый читал на лице другого одержимость.
— О, Ники, моя любимая Ники, — прошептал Кли и привлек ее ближе, положив правую руку ей на шею. — Я хочу обладать тобой безраздельно, взять тебя всю...
— Я знаю... И хочу того же.
Их губы встретились снова, он приподнялся над ней, подсунул руки ей под спину, прижал к себе. Губы его стали настойчивыми, требовательными. Она отвечала ему страстно, ее желание догоняло его желание. Он вошел в нее внезапно, без прелюдии, как это было несколько раз в Провансе, и у нее перехватило дыхание от неожиданности. По мере того как он проникал в нее все глубже и глубже, ноги ее скрестились у него за спиной, и она приковала себя к нему, стала частью его, подчиняясь их общему, все убыстряющемуся движению.
— О Господи, Ники, о Господи, — выкрикнул Кли, прервав долгий поцелуй. Дыхание его стало прерывистым, как и ее.
Она напряглась под ним, дрожь пробежала по ее телу.
— Кли! Я люблю тебя! — Она открыла глаза и посмотрела ему в лицо. — Я люблю тебя, — тихонько простонала она. Дрожь усилилась, и она всецело отдалась ему.
Как и всегда, ее страсть вознесла Кли к вершинам блаженства, он утратил контроль над собой и неудержимо истек в нее, выкрикивая ее имя, слыша, как она зовет его, говоря ей, что никогда так не любил ни одну женщину.
Он обрушился на нее, тяжело дыша, потом приподнял голову, наклонился и поцеловал ее лицо. Щеки ее были влажны; на языке чувствовался солоноватый вкус.
— Ты плачешь, — сказал он удивленно, вытирая ей слезы. — Что с тобой, Ники? Почему ты плачешь?
— Я не знаю, — пробормотала она, взглянув на него, и, чуть улыбнувшись, прошептала: — От счастья, наверное.
Он ответил лишь своей неловкой, так хорошо знакомой ей улыбкой и, ничего не говоря, обнял ее и не отпускал от себя долго-долго.
— Этот пикничок куда лучше того, что мы устроили тем вечером на ферме, — сказал Кли, обгладывая цыплячью ножку.
— Не согласна, — замотала головой Ники. — То был лучший пикник в моей жизни. Ты приготовил столько вкусных вещей, арахисовое масло и сандвичи, и желе.
Кли запрокинул голову и расхохотался.
— Если тебе этого достаточно для счастья, у меня с тобой хлопот не будет.
Ники тоже рассмеялась и потянулась за бокалом сухого вина на ночном столике.
— Ты же знаешь, кое в чем я совсем не подарочек.
Они сидели по-турецки посередине огромной кровати, в белых гостиничных халатах. Между ними стояло блюдо с цыпленком и хлебница. На столике на колесах, доставленном прислугой, который Кли прикатил из гостиной, было блюдо с салатом, корзинка со свежими фруктами и бутылка шампанского в ведерке со льдом.
— Неужели все девушки путают тебя с Кевином Костнером? — вдруг спросила Ники, оценивающе глядя на Кли.
— С чего ты взяла?
— С того, что он твой двойник. Так-то.
Кли не ответил, продолжая пить вино.
— Я спутала его с тобой, если честно.
— Что ты говоришь, Ник?
Тогда она рассказала об ошибке, которая вышла с ней в Афинах, и о том, как она купила журнал, решив, что это он изображен на обложке.
— Ты выдаешь желаемое за действительное, — запротестовал Кли. — Так вот оно что? Значит, тебе подавай кинозвезду?
— Нет. Мне нужен ты.
— Вот он я, малышка, весь твой, если ты еще не осознала этого.
Ники улыбнулась.
— Я рада.
— А вот как обстоит дело с тобой? Ты-то в самом ли деле есть у меня?
— Ты прекрасно знаешь, что да, дорогой.
Кли ухмыльнулся и послал ей воздушный поцелуй.
Ники выпила вина и долго сидела в задумчивости, бережно держа бокал в ладонях. Наконец она проговорила:
— Кли, когда я звонила тебе в Берлин из Лондона, перед отлетом в Рим, то сказала, что гостила в Пулленбруке у Анны Деверо...
— Ты ездила туда извиняться и исправлять ошибки?
— Да, это так, отчасти. Но у меня была еще и другая причина, по которой мне необходимо было увидеться с ней. — Ники откашлялась, набираясь храбрости. — Я решила, что Чарльз может быть жив. Что он подстроил все так, чтобы все думали, будто он погиб.
Кли замер на мгновение, потом положил цыплячью ногу на тарелку и воскликнул:
— Ты меня разыгрываешь! — Он помотал головой и рассмеялся. — Послушай же, Ник, ты думаешь, я тебе поверю? Брось эти шутки.
— Я не шучу. Я говорю серьезно. Серьезней не бывает.
Ее суровый тон возымел свое действие, и Кли задумался, взвешивая то, что она ему сообщила. Наконец он спросил:
— Почему ты так решила? Ведь прошло столько лет.
Ники рассказала ему все самое существенное, но лишь о пребывании в Риме и Афинах. Мадрид она не упомянула вовсе.
Когда она закончила, Кли произнес, почему-то понизив голос:
— Какого дьявола ты таскаешься по Европе в поисках покойника? Хорошо, хорошо, допустим, что он предполагаемый покойник. Но разве он не причинил тебе довольно боли? Или ты все еще что-то чувствуешь к нему, Ник? Это так?
— Нет, ничего я к нему не чувствую. Душой я свободна от Чарльза Деверо уже давно. Задолго до того, как полюбила тебя, если хочешь.
Кли просто посмотрел ей прямо в глаза и тихо произнес:
— Если это действительно так... я верю тебе, Ник. Скажи мне только, почему ты отправилась его разыскивать.
— Хотела докопаться до правды. Послушай, Кли, я была потрясена, не поверила своим глазам, когда вдруг увидела его лицо в телерепортаже из Рима. Он был настолько похож на Чарльза, что я решила, что мне надо съездить к Анне. У меня просто не шло из головы это лицо. Меня ведь всегда беспокоило то, что тело Чарльза так и не нашли. — Ники помолчала, потом покачала головой. — Я полагаю, что в природе человека желать, чтобы всех, включая его самого, похоронили как подобает... Думаю, мне понадобилась правда для того, чтобы поставить точку в этой истории.