— Дорогая, ты поможешь Эми? Ты хотела пристроить ее практиканткой у себя.
— Практиканткой? — Я нахмурилась, сомневаясь, что это возможно. — Не уверена.
У меня и так на работе сложная ситуация, еще Эми мне не хватало.
— Ну, хоть на пару неделек. Сама-то ты вон как продвинулась.
— Да, мам, как раз этого-то я и не понимаю! С какого перепугу я пошла на телешоу? Почему вдруг стала честолюбивой? Никак не могу понять!
— Не знаю. — Мама задумывается. — Естественные стремления молодой женщины.
— Но для меня они не были естественными! — Я подаюсь к ней в надежде завязать доверительный разговор. — Никогда я не была энергичной, инициативной, ты же знаешь! Почему я вдруг так изменилась?
— Дорогая, это было давно. Я не помню.
Вернулась Эми.
— Эми, Лекси только что говорила, что ты скоро будешь подрабатывать у нее в отделе, — радостно сообщает мама. — Хочешь?
— Может быть, будешь, — быстро поправила я, — если станешь выполнять основные правила поведения в обществе: не вымогать деньги, не воровать.
— Я не воровка! — обиделась Эми. — Одна-единственная куртка, и уже…
— Нет, милая, не единственная, даже не отрицай, — говорит мама.
— Все думают обо мне только плохое! Чуть что не так — из меня делают козла отпущения!
Глаза Эми заблестели от слез, и я почувствовала себя виноватой. Осуждаю ее, даже не разобравшись, в чем дело.
— Прости, Эми. Конечно, ты не воровка. Иди ко мне. — Мне хочется обнять ее, защитить.
— Оставьте меня, — диким голосом заорала она и отскочила от меня как черт от ладана.
— Сестренка моя младшенькая! — Я догнала, крепко прижала к себе, но тут же отпрянула от боли.
— Что за черт?! Какая ты… угловатая, одни кости торчат!
— Опя-ять, — протянула мама. — Эми, что ты стащила?
— Отстаньте от меня! Ничего я не брала, — вопит Эми, резко выбрасывая руки из карманов. Из рукава вылетают две помады от «Шанель». Я не знаю, что и думать.
— Ох, Эми, — печально произносит мама, — выверни-ка карманы.
С ненавистью глянув на нее, Эми извлекает из карманов два губных бальзама, декоративную свечку, тени. Я не верю своим глазам.
— Теперь снимай футболку, — спокойно приказывает мама.
— Так нечестно, — хнычет Эми, стягивая футболку. И у меня падает челюсть. Облегающее платьице от Армани, которое висело в моем шкафу, она заправила в джинсы и поверх обмоталась лифчиками — их не меньше пяти. Глядя на этот маскарад, я очень стараюсь не расхохотаться.
— Ты украла платье? И лифчики?
— Я не виновата, что мама не дает мне денег!
— Эми, что ты говоришь! У тебя полно всего! — воскликнула мама.
— Все дерьмо! — визжит она в ответ.
Я в замешательстве наблюдаю за этой сценой.
— Эми, давай поговорим. Мам, ты не приготовишь нам кофе?
Когда мама уходит, я усаживаю Эми на пол, плюхаюсь рядом и шепчу проникновенным голосом старшей сестры, все-понимающей-взрослой-и-классной.
— Слушай, Эми. Не надо, ладно? И не занимайся ты этим. Справимся как-нибудь.
— Да пошла ты!
— Слушай, — терпеливо продолжаю я, — если у тебя возникнут проблемы, скажи мне. Мы решим их вместе…
Эми корчит гнусную гримасу и выкидывает две фиги.
— Да пошла ты знаешь куда! — в ярости ору я.
Мы сидим молча. Потом я беру папин диск и включаю его. Огромный экран на стене вспыхивает, на нем появляется папино лицо. Он сидит в кресле в красном домашнем халате. Лицо худое, изможденное — таким он стал, когда заболел, но зеленые глаза еще блестят, в руке сигара.
«Да, — начинает он хрипло, — мы понимаем, что операция не обязательно пройдет успешно. Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Я сам виноват, я доконал свое тело. И я решил оставить вам, своей семье, скромный завет — на всякий случай».
Он делает паузу. У меня комок подкатывает к горлу. Я гляжу на Эми — ее лицо разгладилось, преобразилось.
«Живите полной жизнью, — говорит папа в камеру, — будьте добры друг к другу. Барбара, хватит жить для собак. Любить они тебя не станут, в постель с тобой не лягут».
Я хлопнула себя по губам:
— Не мог он такое сказать!
— Сказал, — усмехнулась Эми.
«Любимые мои, жизнь у нас одна. Не тратьте ее впустую. Я знаю, что во многом жил неправильно. Я не был примерным отцом. Но я старался как мог. Прощайте, мои дорогие. Увидимся там».
Папа чокнулся с камерой и выпил. Экран погас, но я смотрю на него, не отводя невидящего взгляда, как в забытьи.
— Настоящий завет, — бормочу я, — папа держался молодцом.
— Это точно, — кивнула Эми.
Никаких следов. Если у меня и впрямь был роман, то хоть какие-то свидетельства остались бы. Записка, фотография — хоть что-нибудь. А самое главное — я счастлива в браке с Эриком.