Он посмотрел в сторону магазинной витрины.
– Я... я... Я тут думаю об одной шляпке... Той, что в витрине.
– О да. «Эйвери». Это очень красивый капор, вам не кажется?
Она быстро подбежала к окну и, сняв с витрины синюю с желтым шляпу, вернулась к нему.
– Только взгляните, какая чудесная работа. Модное соломенное плетение, отличные шелковые ленты. Видите, бархатные цветы совсем как живые. Конечно, она не годится для зимы, но я просто не могла больше держать ее на складе. Ее цвета напоминают мне о весне, а я так устала от холода и снега, что мне подумалось, что и другим будет приятно посмотреть на нее.
Бледно-желтые ленты точь-в-точь подходили к волосам Сары. Голубые цветы были того же цвета, как и ее глаза.
– Сколько она стоит? – спросил он, не в силах совладать с собой.
– Два доллара семьдесят пять центов, – ответила она, взглянув на маленькую бирку с ценой, пришпиленную сзади.
– Я возьму ее.
Он сунул руку в карман и вытащил деньги. Маделайн Гонт умирала от любопытства, пытаясь догадаться, для кого предназначена шляпка.
– Это будет прелестным подарком для вашей молодой леди.
Ему бы следовало сказать ей, чтобы она оставила шляпку у себя, и пулей вылететь из магазина, как собака, которой привязали к хвосту фейерверк.
Но он этого не сделал.
Джереми заплатил за шляпку и принес в свою унылую комнату над тюрьмой. Присев на край кровати, он смотрел на соломенную шляпку с лентами и цветами и представлял себе, как бы она выглядела на головке у Сары, и в то же время не переставал удивляться тому, что купил подарок к дню рождения женщины, которую всеми фибрами своей души хочет забыть.
Том сердито выругался, когда ключ сорвался с гайки и ударил его по коленке.
– Клянусь, если бы мой друг в интернате сказал мне, что эту штуку придется собирать, он ни за что не уговорил бы меня купить ее.
Доктор Варни ухмыльнулся:
– Да, если ты не поторопишься сообразить, как это делается, день рождения твоей сестры уйдет в прошлое.
– Да я почти все сделал. – Том прищурился, чтобы лучше видеть в полутемном сарае доктора. – Осталось только подтянуть вот этот последний болт и гайку. И он готов к езде.
– Хммм. Боюсь, я доверяю велосипеду не больше, чем одному из этих экипажей с мотором, о которых мне доводилось читать.
Том поднял на доктора глаза.
– А вы когда-нибудь видели автомобиль, доктор?
– Нет, и ничуть не жалею об этом.
– Но вы не можете себе представить, насколько важными они станут для врачей в местностях, вроде нашей. Представьте себе, вы едете со скоростью двенадцать или пятнадцать мил в час. Подумайте, насколько быстрее мы сможем попасть к нашим больным!
– Если раньше не разобьемся, – с откровенным неодобрением сказал доктор Варни.
Том рассмеялся.
– Вот увидите. Пройдет совсем немного лет, и автомобилем будут пользоваться повсюду.
– Они никогда не заменят лошадь с коляской. Разве можно доверяться машине так же, как благородному животному?
Том покачал головой и, встав на ноги, взялся за ручки велосипеда. Он знал, что спорить с доктором Варни о современных изобретениях – дело бесполезное. Что касается медицины, врач следил за всеми новшествами. Он читал все последние медицинские журналы и книги и готов был разделять новые идеи и нововведения в науке врачевания. Но относительно всего другого он был таким же консерватором, как и дед Тома. Возможно, даже больше.
– Отойдите-ка, – сказал Том, перебрасывая ногу через велосипед. – Давайте покажу вам, как эта вещь работает.
Немного терпения, думал Том, и он убедит доктора в том, что не всему новому суждено уничтожить цивилизацию. Он уверен: Сара будет в восторге.
Том был прав. Сара пришла в восторг от сюрприза к дню рождения. Но, что более важно, у нее стало легко на душе оттого, что он простил ее за все то, что она сказала. Ей не хотелось, чтобы что-нибудь омрачило остаток его каникул в Хоумстеде.
В последующие за ее днем рождения недели до Сары доходили слухи, что Том продолжал наведываться к помощнице повара в гостиницу Рэфферти. Но брат больше не поднимал вопрос о том, чтобы привести Фанни Ирвин на ужин, а Сара не напоминала. Она предпочитала сохранять с братом хорошие отношения и продолжала полагаться на его здравый рассудок. Кроме того, к первому апреля он уедет в Бостон, и она не сомневалась, что, как только он расстанется с Хоумстедом, девушка быстро вылетит у него из головы.
С наступлением Нового года здоровье дедушки пошло на поправку, и это весьма успокоило Сару. Хэнк Мак-Лиод стал опять принимать старых друзей и вести с ними длинные дискуссии о политике и возможности того, что Хоумстед сделают центром графства. Сара подозревала, что дедушка по ночам пробирался к себе в кабинет за сигарой, невзирая на строжайшее предписание доктора Варни забыть о них.
По мере того как жизнь входила в свою колею, у Сары оставалось больше времени думать о Джереми, но решение ее дилеммы не приходило ей в голову, как и несколько недель до этого. Так как он не хотел, чтобы она приносила ему ленч в контору шерифа или приходила к нему туда, она изучила часы, когда он обычно совершал обход города, и стала совершать ежедневный моцион в то же самое время. Встретиться с ним на улице было самым пустяковым делом. Она неизменно приветствовала его приветливой улыбкой и выражением любви в глазах, но он либо не замечал, что она чувствует, либо отказывался замечать. Она подозревала, что из этих двух предположений справедливо последнее.
Но Сара не теряла надежды, даже когда не оставалось сомнений, что Джереми всячески старается избегать ее. Сердце подсказывало ей, что это судьба свела их вместе. Она была уверена, что Джереми – это тот человек, о котором она мечтала всю жизнь. Как иначе объяснить то, что ее тянуло к нему с момента первой их встречи? Она решила быть терпеливой. Сара готова была ждать, если нужно, годы, пока он ответит на ее любовь.
ГЛАВА XXIV
– Ты сегодня утром какая-то бледная и осунувшаяся, – заметил Хэнк, обращаясь к Саре, когда она ставила банку варенья на середину стола. – Ты что, плохо себя чувствуешь?
Она покачала головой.
– Так, немножко устала. Я плохо спала ночью.
– Ну, ничего, позавтракай поплотнее, – дед подвинул к ней блюдо с яичницей, – и у тебя опять порозовеют щечки.
Сара с трудом проглотила подступившую к горлу желчь.
– Думаю, мне нужно на воздух, – прошептала она и побежала к задней двери. Она схватила с вешалки у двери старое пальтишко, но надела его, только когда выскочила на улицу.
Потепление еще вчера превратило снег в холодное месиво, но студеный ночной воздух снова прихватил его, и теперь тропинка покрылась скользкой кочковатой наледью. Сара спотыкалась, два раза чуть было не шлепнулась, пока добежала до уборной. Она едва успела войти в нее, как ее вырвало.
Когда спазмы прекратились, она села на пол, прижав ноги к груди. Лбом уперлась в коленки. Она слышала, как в дверь постучали, но не ответила, не будучи уверенной, что сможет говорить.
– Сара? – тихо позвал Том. – С тобой все в порядке?
Она шмыгнула носом и вытерла появившиеся слезы.
– Да, – хриплым голосом ответила она.
Ее брат открыл дверь уборной и посмотрел на нее. Ничего не говоря, он подал ей носовой платок.
– Спасибо. – Она высморкалась. – Не знаю прямо, что такое со мной.
– Может быть, лучше показаться доктору?
– Нет, не надо. Мне уже лучше. Она начала подниматься на ноги.
Подхватив ее под руку, Том помог ей встать. Внимательно, с беспокойством посмотрев на нее серыми глазами, он сказал:
– Тебя стошнило не в первый раз, Сара. Вчера утром я тоже слышал.
– Да ничего, – повторила она, когда они снова вышли на солнце. – Правда.
– Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы доктор...
– Ради Бога, Том Мак-Лиод. Я не старая рухлядь. Немного сидра с золой, чтобы привести в порядок желудок, и буду как новенькая.