– Простите. Я... я... Том рассмеялся.
– Размечталась, сестренка? – Он взглянул на дедушку и подмигнул ему. – Помнишь, как мы удили рыбу на твоем излюбленном местечке на реке, а она сидела на камне и смотрела в пространство, мечтая об Эйфелевой башне и Букингемском дворце, воображая себя королевой или кем-нибудь еще в этом роде? Сейчас у нее такое же выражение лица.
– Я помню, – сказал дедушка, с нежностью глядя на Сару, – и мне хотелось бы сделать так, чтобы ее мечты сбылись.
У Сары вдруг сжалось сердце. Дедушка казался таким стареньким, таким хрупким, совсем непохожим на человека, который ее вырастил. Что она будет делать, когда его не станет?
Отбросив эти грустные мысли, она заставила себя улыбнуться и сказала:
– Если бы они сбылись, вам пришлось бы, посещая меня в моем замке, называть меня миледи.
Том вскочил на ноги, взмахнул воображаемой шляпой и изобразил изысканный поклон.
– Миледи, как милостиво с вашей стороны позволить вашим скромным родственникам разделить с вами трапезу в вашем прекрасном замке.
– Сядь, мой любезный, – ответила она, гордо подняв голову и окинув его критическим взглядом, – слуги сейчас начнут убирать со стола, и ты сможешь кому-нибудь из них поставить подножку.
Мужчины громко рассмеялись. Она усмехнулась, поднялась со стула и протянула руку к почти пустому блюду с жарким.
– Я тебе помогу, – предложил Том, собирая грязные тарелки, – и обещаю не ставить подножку никому из слуг.
Сару охватило чувство глубокого покоя и довольства, когда она шла, сопровождаемая братом, на кухню.
Джереми подбросил поленья в печь, довольный тем, что обнаружил большой запас дров, сложенных в штабель у стены дома. Этого могло хватить даже на всю зиму, если он будет экономным.
Однако запас топлива был не самой острой проблемой. В случае необходимости он всегда мог подняться в горы и нарубить дров. Нет, самым главным были финансовые проблемы.
Прежде чем уйти из мебельной мастерской Уоррена, Джереми обещал уплатить ему половину той суммы, которую он просил за ферму. Он сделал это, как он полагал, из чувства вины. Хотя по закону Джереми был владельцем фермы, даже его удивило завещание отца. Тед Уэсли никогда не одобрял поступков Джереми. Все, что делал его старший сын, было неправильно. Абсолютно все. Джереми не мог понять, почему отец оставил ему ферму. Он ясно помнил злые слова, произнесенные ими в момент расставания...
– Ты глупец, Джереми. Если ты это сделаешь, ты никогда ничего не достигнешь.
– Я знаю, что делаю.
– Ты не можешь обеспечить жену. Вы оба умрете с голоду, прежде чем устроите свою жизнь. И какая из нее жена? Она совсем ребенок.
– Она не ребенок. Я люблю ее. И я женюсь на ней.
– Нет, или не будешь жить под моей крышей.
– К черту твою крышу! И тебя вместе с ней! Джереми оглядел большую комнату. Если бы не слой пыли, трудно было бы поверить, что здесь никто не жил столь долгое время. Казалось, что в любую минуту отец может войти в дверь. Дом оставался точно таким, как четырнадцать лет назад. Его отец ничего не менял все эти годы – даже стул не передвинул на другое место.
Впрочем, Джереми это не удивило. Тед Уэсли был человеком устойчивых привычек и заведенного порядка.
– Когда-нибудь ты убедишься, сынок, что привычное успокаивает.
Джереми опустился на стул, пристально глядя на колеблющиеся оранжевые языки пламени в черном чреве печи. Он понял, что ради этого вернулся домой. Он не просто желал – ему было необходимо привычное окружение. Пришло время вернуться домой и оставить, наконец, в покое прошлое. Пришло время примириться с самим собой, если не с другими.
За стенами дома в деревьях выл ветер – одинокий стон в темноте зимней ночи. Джереми закрыл глаза, прислушиваясь к треску поленьев в печи и вою ветра на дворе. Поражал контраст этих звуков – один был дружественным, другой – нет. Джереми охватило чувство безысходного одиночества.
– Вот я и вернулся домой, Милли, – прошептал он. – Что дальше?
Но ответом было безмолвие.
Во время ужина Сара чувствовала, что Уоррена что-то беспокоит, но он не раскрывал причины.
Впрочем, это было похоже на Уоррена. Он не любил забивать ее головку разными проблемами, как он говорил. О чем они будут разговаривать, когда поженятся и станут проводить больше времени вместе? – думала она иногда. – А что, если окажется, что им вообще не о чем говорить?
Сара взглянула через стол на своего жениха, желая хоть раз почувствовать тот трепет волнения, который, как она полагала, должна была чувствовать. Но, может быть, в действительности никто ничего подобного не чувствовал? Вероятно, так только писали в романах, и это была еще одна ее наивная мечта.
Так было суждено. В конце концов, в Уоррене не было ничего плохого. Он не был высоким, темноволосым и загадочным – всем тем, о чем она мечтала девочкой, – но он был трудолюбив, и у него была приятная внешность. У него несомненно было большое терпение и упорство – иначе он не стал бы так долго ждать, пока она решится выйти за него замуж. Все говорили, каким прекрасным мужем он будет, и она понимала, что, должно быть, так оно и есть. Правда, он иногда обращался с ней немного снисходительно, но разве это такой уж существенный недостаток?
Одному Богу известно, с чем придется мириться ему, когда он женится на ней!
После ужина Сара убрала со стола и вымыла посуду, а мужчины удалились в кабинет Хэнка Мак-Лиода покурить и выпить по стаканчику виски. К тому времени как она вытерла и убрала последнюю тарелку, все трое вернулись в столовую и ждали, когда она присоединится к ним.
Уоррен сел рядом с ней на обитом гобеленовой тканью диване, который ее бабушка несколько лет назад заказала по каталогу «Монтгомери Уорд». Он взял ее руку и слегка сжал в своей.
– У меня новости, – объявил он без предисловий, окидывая взглядом собравшихся в комнате, – мой брат вернулся.
– Джереми? – спросил дедушка. Уоррен кивнул.
– Он остановился на ферме.
– Ну и ну... – пробормотал Хэнк. – Никогда не думал, что он вернется в наши края.
– Я даже не знал, что у тебя есть брат! – воскликнул Том, глядя на Уоррена.
Сара была почти в таком же неведении, как и Том. Она знала, что у Уоррена был старший брат по имени Джереми и, возможно, в детстве даже видела его, но не помнила этого. Почему-то она никогда не спрашивала Уоррена о Джереми. Она инстинктивно этого избегала, предчувствуя, что ее расспросы будут Уоррену неприятны.
Дедушка уставился в потолок, как будто это могло помочь ему восстановить события давно минувших дней.
– Дайте подумать. Джереми было, по-видимому, около семнадцати лет, когда он с Милли Паркенсон вместе бежали. Это было, – он несколько секунд помолчал, – да... это было примерно в восемьдесят пятом году. Весной... как раз ко времени сева. Милли едва минуло шестнадцать. Я точно помню. – Он посмотрел на Тома. – Тебе в то время было не больше пяти лет.
– Они тайно бежали? – спросила Сара. Она подумала, хотя и не сказала этого вслух, что это звучит страшно романтично: двое молодых людей так сильно любят друг друга, что ради того, чтобы быть вместе, бросают вызов всему свету... Ей было жаль, что она не помнит их лиц.
– Да, – кивнул дедушка. – Эта история наделала много шуму во всей округе. Миссис Паркенсон очень тяжело переживала, что ее единственная дочь так поступила, и уже не оправилась от этого удара до самой своей смерти. – Задумавшись, он нахмурил брови. – Потом мы узнали, что Милли умерла в... погодите минутку... в девяносто втором или девяносто третьем году. Она и ее нерожденный младенец. Больше я о Джереми ничего не слыхал.
– Как это все печально, – прошептала Сара. Она взглянула на Уоррена. – Он вернулся насовсем?
– Джереми собирается вести хозяйство на ферме. Он обещал выкупить мою долю.