А он неплохо прихорошился.
Натали отвела взгляд, игнорируя бабочек в животе. Он не первый красивый мужчина, которого ей доводилось видеть. И ей не положено раздумывать о его привлекательности. По многим причинам. И первая из них: если ее отец добьется своего, она лишит его работы.
— Джени, бабуля говорит, что пора мыть руки, — распорядился Таннер. — Иди позови Джейсона, он на улице с собаками.
— Хорошо.
Девочка слезла с банкетки, обняла его ноги и убежала, окликая брата.
Таннер напряженно застыл около французских дверей. Натали сыграла несколько аккордов, пытаясь придумать, что сказать, чтобы не прозвучало глупо.
— Значит, ты их дядя?
— Что?
Он медленно развернулся, в золотых крапинках в его глазах отразилось солнце.
— Джени назвала тебя «дядя Таннер», то есть ты их дядя? Не отец?
Натали попыталась рассмотреть его левую руку. Она не заметила кольца раньше, но это не значило, что он не женат.
— Как-как?
Он посмотрел на нее как на сумасшедшую.
— Извини. Просто... я не знала. Я думала, что дети могут быть твоими.
— Моими?
Его брови взметнулись вверх.
— Ну. Да. Я предположила, что у тебя есть семья.
Натали скрестила руки на груди и встретила его потрясенный взгляд.
— Ты много предполагаешь, — фыркнул Таннер и пересек комнату. — Это дети Марни. Моей сестры.
— Марни? — Натали повернулась. Таннер рассматривал фотографии. — Я ее не помню.
— Ты с ней никогда не встречалась. — Он вздохнул и размял шею. А когда снова посмотрел на Натали, глаза потемнели. — Она на пару лет старше меня. Жила с отцом. — Он переступил с ноги на ногу. — Обед почти готов.
Натали поднялась:
— Значит... ты не женат?
Ладно, это само вырвалось.
Таннер пошевелил перед ней пальцами без колец:
— Не женат. А теперь, если ты закончила перекрестный допрос, можем пойти поесть?
Они наслаждались обедом под ясным небом и теплым солнцем, и Натали почти забыла о том, что дома уже приближается зима. Она даже не соскучилась по опадающим листьям. Может быть, она задержится в Калифорнии.
— Натали Грейс, ты ешь как птичка.
Дедушка Хэл поднял кустистые брови.
— Извини, дедушка. Все очень вкусно, но боюсь, мой желудок еще не готов.
Натали виновато улыбнулась Саре. Она сумела съесть весь овощной суп и попробовала несколько кусочков говядины, но все остальное просто гоняла по тарелке.
— Ты слишком много работала там у себя, верно? — поддразнил дедушка. — Хорошо, что твой отец отправил тебя сюда. Мы заставим тебя расслабиться. Может быть, даже немного повеселиться. Таннер мог бы к тебе присоединиться. Он уже много лет не брал ни дня отпуска.
— Таннеру надо работать, — буркнул Таннер, — и не думаю, что Натали приехала сюда развлекаться. — Он поднял бокал с вином и посмотрел на просвет. — Что думаешь про каберне, Хэл?
— Можно нам выйти из-за стола? — спросил Джейсон скучным голосом.
Детей отпустили, и они с Джени побежали вниз по холму, собаки рванули следом. Натали заметила в той стороне новые качели и подумала, когда их построили.
— Нетерпкое. Насыщенное. Я думаю, оно созрело. Натали, еще? — предложил дедушка подлить вина, но она покачала головой.
Таннер накрыл свой бокал ладонью, так что оставшееся вино досталось Саре.
— Хэл, на следующей неделе я бы хотел встретиться с Майком Спенсером, — сказал Таннер. — Он предлагает хорошую цену за два поля за мостом. Думаю, тебе стоит подумать.
Он отодвинул стул от стола и вытянул свои длинные ноги.
Дедушка прищурился и расправил плечи. На лохматую бровь упал седой локон.
— Этот человек пытается купить мою землю с семьдесят пятого года. Я никогда не продам ему. Когда-нибудь эти поля могут нам понадобиться, мой мальчик.
— За два года они нам не понадобились. У нас достаточно земли для наших нужд на данный момент. Если продать эту, мы сможем оплатить...
— Мы справляемся, Таннер. — Хэл потянулся к бутылке охлажденного пино, налил в свой бокал бледно-красную жидкость, повращал его и поднес к носу. — У этого приятный аромат.
Натали молча наблюдала за их разговором. Судя по цифрам, которые она успела изучить, дела шли хуже, чем Таннер был готов признать. Если дедушка не согласится на изменения, ее отец может добиться своего.
Что-то в ней дрогнуло.
Ее всегда привлекал вызов. Она всегда болела за слабого, может быть потому, что ассоциировала себя с ними. С тех пор как началась эта депрессия, ей не хотелось болеть за что-то или кого-то. Не хотелось вникать в будничные дела. Глубоко в душе она боялась, что ее снова засосет. Но может быть... может, на этот раз будет по-другому.