К собственному раздражению, ему не нравилось наблюдать ее очевидный дискомфорт и смятение.
— Мышка?
— Что?
— Подсадить?
— Нет.
— Уверена?
— Просто... дай мне секундочку. — Она подняла ногу, поставила ее на подножку, но потом сдалась и опустила обратно. — Я не могу.
Его терпение улетучилось, когда она сделала еще одну отважную попытку залезть в машину. У него нет времени на это.
— Хорошо. — Таннер сократил расстояние между ними и обвил ее талию рукой. Протестующий вскрик вызвал у него натянутую улыбку и лай Гвин. — Если хочешь добраться до дома сегодня, давай сделаем по-моему.
— Таннер, не надо. Правда. Я не могу...
В следующую минуту он поднял ее на руки с такой же легкостью, как Джени. Он был готов держать пари, что она весит меньше пустой дубовой бочки. Едва уловимая нотка духов подчеркивала ее женственность. Не стоит об этом.
— Спорим, дорожная служба не оказывает таких услуг.
Похоже, его попытка пошутить возымела противоположный эффект. Лицо Натали исказилось.
Таннер молча согласился с ее предыдущим заявлением. Он идиот.
— Таннер, я не могу сесть в машину. Я боюсь.
Огромные, полные слез глаза уставились на него в полутьме.
На ее лице читался ужас, и реальность огрела Таннера по голове.
Натали сейчас не с ним. Она на проселочной дороге «Майлиос», не способная остановить потерявший управление «Джип».
Зашипев, он крепче прижал ее к себе.
— Все хорошо. Я тебя держу. Мы тебя посадим, а потом я отвезу тебя домой, хорошо? Натали? Дыши.
Она послушалась. Тихий дрожащий вздох вывел ее из транса, но разорвал ему сердце.
Она распахнула глаза:
— Извини. Я не хотела создавать столько проблем.
О, она даже не представляет. Потому что, помоги ему Бог, даже с огромными от страха глазами она была проблемой. Большой проблемой. Которая ему не нужна. Ему следует закинуть ее в машину и гнать домой.
Вместо этого он позволили себе присмотреться к ней. Увидеть ее такой, какой она была, и вспомнить, что когда-то значила для него, несмотря на их юный возраст. В глубине души он даже насладился тем, что держит в объятиях такую великолепную женщину.
— Если ты планируешь нести меня в Соному на руках, нас ждет долгая ночь.
Ее губы приподнялись в застенчивой улыбке, и его пульс снова зачастил.
— Остроумно. — Таннер проглотил вероломные эмоции и прочистил горло. — К сожалению, мне еще работать ночью, так что нам придется ехать.
Одним быстрым движением он поднял ее на сиденье и отошел. Гвин ткнулась в нее носом, и Натали переключила внимание на собаку.
Взяв на буксир ее машину, он сел за руль и посмотрел на Натали. Она сидела с закрытыми глазами, Гвин положила голову ей на колени.
Натали повернула голову к нему:
— Все готово?
— Да.
— Значит можем ехать?
— Еще нет. — Он резко повернулся к ней, игнорируя стук крови в висках, который предупреждал, что это, наверное, худшая идея в мире. — Мы никуда не поедем, пока ты не скажешь мне, что происходит.
— Нет.
Она уставилась в окно.
— Ты всегда была такой упрямой?
— А ты всегда был таким любопытным и властным? Просто поехали уже, Таннер.
Он сверлил взглядом ее затылок. Смотрел, как поднялись и опустились плечи, когда она потянулась за сумкой. Порывшись, Натали достала пузырек, открыла крышку и сунула в рот маленькую таблетку. Таннер поморщился, когда она проглотила таблетку насухую.
— Что ты принимаешь?
— Я не хочу об этом говорить.
Наступившая тишина одновременно и тревожила его, и обостряла раздражение.
— Что ж, очень плохо. После тяжелого дня я не в настроении играть в угадайку. Сейчас я мечтаю урвать хотя бы шесть часов сна за последние четыре дня, поэтому предлагаю тебе начать говорить или я высажу тебя и оставлю здесь.
Гвин заскулила, обвиняя его во лжи.
Можно подумать!
— Я не могу тебе рассказать.
— Не можешь или не хочешь?
— Таннер...
Голос, которым она произнесла его имя — так зовет Джени после кошмара, с отчаянной мольбой, — буквально вдавил его в сиденье.
Что-то очень серьезно не так.
Натали уткнулась лицом в Гвин, и гнев Таннера испарился.
Наконец она повернулась к нему, медленно, мучительно. По щекам текли слезы.
Враждебность, которую он испытывал с момента ее появления в «Майлиос», растворилась в черной ночи. На сердце обрушилась неподъемная тяжесть и заставила посмотреть правде в глаза. Показала, что он еще способен на чувства. На настоящее чувство, которое пугало до одурения и заставляло совершать глупости. Например, протянуть руку и стереть эти слезы.