— Мышка, расскажи мне.
Она схватила его руку и сжала, как будто он обладает какой-то сверхъестественной силой, которой у нее нет. А потом она заговорила:
— Три месяца назад у меня был нервный срыв.
— Что?
В груди защемило.
— Да, — призналась она, поморщившись. — Вот. Теперь ты знаешь. Справишься с сумасшедшей?
Знала бы она...
— Ты не сумасшедшая.
— Меня еще и не так называли.
Таннер смотрел, как по ее щекам скатилось еще несколько слезинок.
— Что случилось?
— Жизнь случилась.
Зацепив пальцем серебряную цепочку, Натали дернула кулон на шее.
Он опустил взгляд на подвеску. Кажется, какой-то знак зодиака, что удивительно. Натали не похожа на человека, придающего значение гороскопам.
— Ты не обязана мне рассказывать.
Он достаточно давил на нее. По всем фронтам. Чувство вины чуть не сбило его с ног, так что пришлось медленно выдохнуть.
— Все нормально. Я вытащила тебя сюда. Ты должен знать почему. — Она внимательно вглядывалась в него. — Через несколько месяцев после аварии, после смерти Ник, мне было очень плохо. Потребовались годы терапии и куча разных лекарств, чтобы я смогла нормально функционировать. С возрастом стало лучше. А в этом году, в начале лета, у меня снова начались кошмары. Я видела Ник. Заново переживала аварию... панические атаки, как та, от которой ты меня спас.
— Вроде ПТСР? — нахмурился Таннер.
— Он самый. Так мне и сказали. — Натали слабо усмехнулась и потрепала мягкие уши Гвин. — Он может никогда не пройти. Я посещаю мозгоправа в Сан-Франциско. На прошлой неделе ездила, и все было в порядке. А сегодня, с этими идиотскими таблетками, от которых ужасно себя чувствую, и воспоминаниями, я поняла, что не выдержу, поэтому позвонила домой.
— Ты не хотела говорить с дедушкой, да?
— Да. — В ее глазах снова мелькнул страх. — Таннер, пожалуйста, не рассказывай ему ничего. Твоя мама знает, но я не хочу говорить Хэлу.
Она опустила голову.
Мама? Да, логично. У мамы хорошая интуиция, и она всегда обо всех заботится. Таннер слишком занят отталкиванием людей, чтобы вникать в их проблемы.
Натали подавила всхлип, и Таннер обнял ее одной рукой и притянул к себе. Плачущие женщины — его слабость.
— Не думаю, что не рассказывать ему хорошая идея, Мышка. Рано или поздно он поймет, что что-то не так.
Хэл уже понял, но об этом Таннер умолчал.
Натали обреченно выдохнула ему в грудь.
— Я думала, что поездка сюда поможет. Думала, если увижу все, то наконец справлюсь. В теории звучит хорошо, но теперь, когда я здесь... Я боюсь, что станет еще хуже. Но я не хочу рассказывать родителям и...
— Твои родители не в курсе?
— Нет. — Она подняла голову, освещение в машине придавало ее лицу пепельный оттенок. — Ты их не знаешь. Не суди меня.
Не суди меня.
Именно этим он и занимался с самого ее приезда.
Решил, что она высокомерная гордячка, которая думает только о себе. Он никогда не думал, что у нее могут быть проблемы, собственные шрамы, как у всех людей.
Как у него.
Вина снова пригвоздила его к месту, внушив, что он должен попросить у Натали прощения.
Когда-нибудь.
Натали подвинулась на свое место. Судя по тому, что он помнил о ее родителях, и своему короткому разговору с Биллом Митчеллом про Хэла и винодельню, Таннер едва ли мог винить ее за скрытность.
— Я не имею права тебя судить, Натали. — Он потянулся назад и открыл крышку холодильника, который всегда возил с собой. В этот час бутылки с водой не будут холодными, но горло промочить можно. Он отвернул крышку и передал одну ей. — Тебе не надо позвонить своему врачу или что-то еще?
Он не хочет нести ответственность, если с Натали Митчелл что-то случится. Хэл повесит его на ближайшем дереве.
— Я позвонила. Он сказал, что я могу ехать домой, не за рулем, конечно же. И в следующие несколько дней не переутомляться.
— Ты это умеешь? — Таннер поднял бровь и попытался усмехнуться.
— Не очень.
От ее тихого смеха он немного расслабился.
— Так и думал. — Таннер облизнул нижнюю губу и завел двигатель. — Похоже, мисс Митчелл, вас придется запереть. — Его мозг перебирал кусочки ее пазла, пытаясь собрать полную картину. — Натали, зачем ты на самом деле приехала сюда... в «Майлиос»?
Она замялась, пронзила его своими печальными глазами и пожала плечами:
— Доказать отцу, что чего-то стою.