— Я умею веселиться.
Прямо сейчас она веселилась. Его парфюм опьянял. Древесный с нотками цитруса. С ним было хорошо. Надежно. Защищенно. Таннер надавил большим пальцем на ее кисть, и Натали задрожала.
— Ты пробовала новый шираз? Его сегодня очень хвалили.
— Угу.
Она могла бы потеряться в его объятиях.
— Ты ни слова не слушаешь, да, Мышка?
— Угу.
Он засмеялся и притянул ее чуть ближе:
— Надо взять «ягуар» в понедельник. Не могу ждать среды.
— Я поведу. — Натали подняла голову и сумела улыбнуться. — Думал провести меня, а?
— Надеялся.
Его глаза озорно сверкнули.
— Что ж, я обязана тебе спасением, в который раз, так что, полагаю, ты можешь вести. Но помни, это арендованная машина. Никакого лихачества или...
Она проглотила слова и сжала губы. Воспоминания накатили внезапным штормом, и она зажмурилась. Таннер вздохнул и обнял ее крепче:
— Дыши, Нат.
— Знаю. Я пытаюсь, — прошептала она.
Но ее уже начало трясти.
Они сделали еще круг, пока Натали боролась с эмоциями, сосредоточившись на том, как поднимается и опускается его грудь, позволяя его близости успокоить себя.
— Иногда мне кажется, будто этого никогда не было, — призналась она. — Будто Ник вот-вот появится, словно всегда была здесь. — Натали сморгнула слезы и посмотрела ему в глаза. — Я должна была прислушаться к первому порыву: остаться в Нью-Йорке, не садиться на тот самолет.
Таннер увел ее с танцплощадки. В следующий миг она поняла, что они стоят около ручья, вдалеке от праздника, вдалеке от шума. Но невозможно убежать от мыслей, которые кричали в ее голове и заставляли жалеть о том, что она вообще их озвучила.
— Извини. — Натали слабо улыбнулась ему. — Я не хотела тащить тебя в свой мрачный мир. Я буду в порядке. Возвращайся к Джени. Я приду через минуту.
Она повернулась к нему спиной и стала смотреть, как темная вода скользит по большим валунам. Если бы можно было бросить прошлое в эту бегущую воду и смотреть, как оно уплывает навсегда.
— Я тебя не брошу.
Она повернулась и увидела упрямое выражение лица, узнала мальчишку, которого знала когда-то.
— Нет нужды оставаться. Я буду в порядке.
— Натали, ты когда-нибудь расслабляешься?
Он стоял рядом, вопрос звенел в прохладном ночном воздухе.
Натали стиснула локти и задрожала:
— Не понимаю, о чем ты.
— Понимаешь. С тех пор как ты приехала сюда, я наблюдал за тобой, пытался отыскать девочку, которую помнил, которая когда-то была моим другом. — Мягко сказанные слова заталкивали правду в ее душу. — Тогда я мог говорить с тобой обо всем на свете. Не надо было производить впечатление, казаться умнее, быть лучше. Я мог быть просто собой. Мне было пятнадцать лет. Я ни хрена не знал о жизни, но я знал, что мне нравилось быть с тобой. Ты была милой, невинной. Искренней. Ты была настоящей. Куда ты делась, Мышка?
Она развернулась, подняла подбородок, не думая о слезах, которые текли по щекам.
— Я повзрослела.
Таннер повел плечом:
— Я тоже. Но вырасти не значит забыть, откуда ты пришел, забыть, кем ты был. Это не значит, что ты обязан забыть прошлое и делать вид, что его никогда не было.
— Нет, значит. — Она подавилась словами. — Прошлое ранит, Таннер. Когда Ник умерла, все изменилось. Я изменилась. — Натали рвано вдохнула и затеребила кулон на шее. — Ник была всем, чем не была я. Она была веселой. Она была умной. Она была красивой. Ее все любили. А я была просто Натали.
— Разве этого мало?
— Этого всегда казалось мало.
Таннер покачал головой, дотронулся до знака зодиака, висевшего под ниткой жемчуга:
— Что это?
— Это знак зодиака. Лев, месяц нашего рождения. Иронично, а?
Натали опустила глаза, ожидая следующего вопроса.
Таннер хмыкнул.
— Ты веришь в эту фигню?
Она покачала головой:
— Нет. Это Ник. Она купила его в каком-то маленьком магазинчике в городе на свой день рождения тем летом. Я ношу его все время после ее смерти.
— Ты все время думаешь о ней, да?
Натали кивнула, сердце грохотало в груди.
— Я все надеюсь, что станет легче. Родители не любят говорить о ней, так что я держу свои мысли при себе.
Таннер положил ладони ей на плечи. Лунный свет ласкал его лицо, добавляя блеска глазам. Через некоторое время он покачал головой. Его что-то огорчило. Его ладони поднялись и обхватили ее лицо, и он вытер ее слезы большими пальцами.
— Когда ты перестанешь пытаться угодить всем? В кои-то веки подумаешь о счастье Натали?
Вопрос задушил ее, увлек в глубины и попытался утопить ее в правде. Натали стряхнула его руки, подалась назад и сжала губы.