«Я не умею читать»
«В смысле?»
Черт, как глупо.
«Не то, чтобы совсем. Но у меня с этим трудности. Я — дислексик.»
«Да ладно тебе врать. Ты ж отличница, все время ботанишь. Сутками сидишь над книгами…черт. Ты столько времени проводишь с учебниками именно поэтому?!»
«Да. У меня легкая форма. Я читаю, но медленно, приходится продираться сквозь буквы, но это не критично. Зато, когда нервничаю, начинается приступ. Поэтому я пользуюсь диктофонами, поэтому рефераты на цветных листах — мне так легче воспринимать текст, поэтому столько репетиторов и встречи с психологом. Поэтому я всегда все учу наизусть. Мне проще услышать и рассказать по памяти, чем прочитать текст».
Ну, вот и вывалила ему свой самый страшный секрет.
«И давно у тебя так?»
«После смерти матери. Был нервный срыв. Я начала заикаться и перестала понимать, что написано. Отец вовремя спохватился, подключил специалистов, но школу пришлось менять. Надо мной там смеялись. Я больше года была на домашнем обучении, пока наконец не выработала свой алгоритм и смогла вернуться к нормальной учебе. Мы даже переехали на другой конец города, чтобы никто об этом больше не узнал».
«Почему ты это скрываешь?»
«Ты шутишь? Чтобы надо мной опять смеялись? Называли тупицей? Неучем? Ну уж нет. Эта постыдная тайна умрет вместе со мной. Или с тобой» — добавила угрожающую картинку расчлененки.
Макс в ответ молчал, и мне внезапно стало страшно.
Вдруг он прочитал это мое признание и ржет? Или скрины всем рассылает. Дескать, ребята, а Белка-то у нас дефективная.
Зачем я ему сказала? Кто меня дернул за язык?!
Я подскочила с кровати и начала метаться по комнате, нервно заламывая руки.
Боже, ну и дура. Идиотка клиническая. Чуть отношения потеплели и все, растеклась лужицей, выболтала то, что умудрялась хранить в секрете столько лет.
Телефон снова загудел, вызывая приступ паники. Мне до одури страшно смотреть, что он там прислал. Задыхаясь от волнения и внезапно накативших слез, я все-таки взяла мобильник в руки и нажала на конверт.
«У меня все спина в шрамах. Я и крылья-то набил только потому, что раздеваться было стыдно».
Я присела на край кровати и долго пялилась на это сообщение. Здесь нет шуток и издевок, здесь своя черная тайна.
«Откуда они у тебя?»
«Не помню. Мать говорит хулиганы напали. Мне лет семь было. Представляешь, я это просто забыл. Защитная реакция, наверное. Так что не у одной тебя был страшный стресс».
«Говорят, шрамы украшают мужчину» — я попробовала пошутить, но получилось криво, поэтому сразу отправила еще одно сообщение с извинениями.
«Не такие. Там не просто шрамы. Там слово. Плохое. Свести не удалось. Поэтому я забил всю спину татухами. При желании рубцы все равно можно нащупать, но по крайней мере не разберешь, что именно там написано».
Мне хотелось узнать, что это за слово, но задать вопрос я так и не осмелилась.
«Мне жаль, что тебе так досталось».
«А мне, что тебе приходится постоянно бороться со своими трудностями».
Этой ночью между нами что-то безвозвратно изменилось.
На следующей неделе стало еще сложнее. Приходилось прилагать все усилия, чтобы просто выдержать этот бешенный ритм и не протянуть ноги раньше времени. Интересно, во всех школах такая засада перед экзаменами или только нам повезло?
В субботу я все-таки вырвалась в приют. Мне было жизненно необходимо потискать кого-то лохматого и несчастного, почесать за ухом, пожалеть. Я даже лопату встретила, как старую подругу. Черенок привычно лег в руки и понеслось. Потом мне удалось побыть ассистентом у Степана Константиновича — мы перевязывали кота, изодранного собаками. Выглядел он страшно, но прогнозы были оптимистичными — внутренние органы серьезно не пострадали, хребет не сломан. Заодно пригодилось лекарство, которое я когда-то покупала для Персика.
Из приюта мы снова уходили вместе с Игорем. И снова он посеял у меня в душе сомнение. Мне хотелось учиться на биологическом, тянуло туда, но я боялась, что не смогу, что из-за моей проблемы учеба превратится в бесконечные испытания.
— Ян, ты все-таки подумай. Я тебя очень прошу. Хочешь, встретимся и поговорим на эту тему?
— Не знаю.
Иногда мне казалось, что он не против перевести наши отношения из дружеских в совсем другую плоскость, но его внимание никогда не было навязчивым. Воспитанный, приятный, увлеченный тем, что делает. Он мне нравился, но только как друг.
— Позвони мне, если будешь сомневаться, — снова предложил он, — у меня сердце кровью обливается, когда вижу, как ты губишь свою мечту.
Очень жизнеутверждающе и очень волнительно.
Губишь свою мечту.
По дороге домой, я ни о чем другом и думать не могла.
Губишь свою мечту…
Дома меня встретило семейство в полном сборе, даже папа сегодня пришел раньше. Я уже не помню, когда нам удавалось собраться всем вместе, и так чтобы никто никуда не спешил и не дергался. Мы устроились на улице в беседке, развели мангал и жарили хлеб с сосисками. Было вкусно и весело. Мне даже удалось отвлечься от тревожных мыслей о дальнейшей учебе.
— Ну, а ты Ян, чем нас порадуешь?
Настя пыталась внедрить традицию — рассказывать семье о том, как прошел день.
— В приюте сегодня была. Мыла, брила, подметала. Все, как всегда.
— У вас там большой коллектив? — папу, как начальника всегда интересовал рабочий контингент.
— Не очень. Волонтеры разные приходят, текучка большая, а постоянных там человек пять.
— Есть интересные мальчики? — с хитрой улыбкой поинтересовалась Настя.
— П-ф-ф. Да полно. Степан Константинович — наш главный ветврач. Пятьдесят три года, женат, целый выводок детей. Глухонемой Аркадий. Васька еще есть лопоухий. Марк Борисович — дворник от бога. Выбирай не хочу.
— Ты про Игоря забыла, — насмешливо добавил Максим.
— Ах да, Игорь.
— Это кто? — тут же заинтересовалась Анастасия Сергеевна.
— Молодой врач. Только учиться закончил.
— Он тебе нравится?
Мне почему-то показалось, что Макса ответ на этот вопрос интересовал больше, чем саму Настю. Он аж в струнку вытянулся, старательно делая вид, что не слушает.
— Мы просто друзья, — едва сдерживая смех, ответила я, — он помогает мне иногда в приюте.
Недовольный взгляд весьма прозрачно намекнул, что он думает по поводу такой помощи. Ничего, пусть побесится. Не все же мне ревновать.
Чуть позже начал накрапывать дождь и нам пришлось перебираться в дом. Отец развел огонь в камине, Настя заварила свежего чаю, принесла свой фирменный пирог, от которого у Макса задергался глаз.
Меня тем временем отвлек звонок одноклассницы. Оказывается, еще несколько дней назад я обещала прислать ей фотографии распечаток с заданиями, но забыла.
— Пять минут, — я попросила еще небольшую отсрочку, — у меня папка в машине осталась. Сейчас я ее принесу и сфоткаю.
— Жду!
Я откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула. Мне было так хорошо с чаем и пирогом, что не могла заставить себя пошевелиться.
— Давай ключи, принесу я тебе твою папку, — внезапно подорвался Макс. Подозреваю, все дело в пироге. Ершов искал любую лазейку, чтобы оказаться от него подальше.
— Если ты попробуешь угнать мою машину, я тебя найду и загрызу, — в шутку пригрозила ему, — а, где ключи, ты и сам прекрасно знаешь.
— Знаю. Но должен же был показать хорошие манеры, спросить разрешения.
— О, сударь. Вы так любезны.
Он украдкой показал мне кулак и выскочил из гостиной так быстро, что только пятки сверкали.
Пока отец воевал с камином, мы с Настей обсуждали предстоящий выпускной. Я рассказывала, какое платье себе присмотрела, а она делилась воспоминаниями о том, как сама заканчивала школу.