Казалось, прошла целая вечность, прежде чем раздался унылый звон колокольчика, дверь распахнулась, и голубки выпорхнули на улицу. Янка смущенная и задумчивая, а Хмырь такой довольный, что аж рожа светилась, как начищенный пятак.
Если он сейчас на прощание полезет к ней с поцелуями — я за себя не ручаюсь. Я даже надеялся, чтобы этот вездесущий Игорек потянул к Белецкой свои лапы. Тогда был бы повод подраться — это то, чего мне хотелось больше всего. Впустить пар, сбить в кровь кулаки, причинить боль.
Никто никого целовать не стал — Игорь просто махнул рукой и свернул на другую улицу, а Яна неторопливо поплелась к машине. И вопреки всем законам логики, от этого я рассердился еще больше. Поднялся с лавки и пошел следом за ней.
— Ну что, освободилась?
Она аж подпрыгнула от неожиданности, услыхав за спиной мой голос.
— Макс! — прижала руку к сердцу, — ты меня чуть до сердечного приступа не довел!
— Бывает, — смотрел из нее не отрываясь, исподлобья, наблюдая за тем, как сползает улыбка, которая едва успела коснуться красивых губ.
— Все в порядке? — настороженно спросила Яна.
— Все зашибись.
От моего тона она напряглась еще больше.
— Что ты здесь делаешь? Я думала, у тебя тренировка.
— К сожалению для тебя — нет. Как прошла встреча с подружкой? Наболтались?
Белецкая нахмурилась, будто не понимала, о чем идет речь, а мне захотелось ее встряхнуть.
— Эээ, так я с Игорем…кофе пила, — замялась она.
Поняла, что я все знаю, занервничала.
— И как? Вкусно?
— Нормально, а в чем, собственно говоря, дело?
— Да ни в чем! — рявкнул я, — стоило мне из дома свалить, как ты тут же с парнями по кафешкам.
Она в полном недоумении тряхнула головой:
— Ты ревнуешь что ли?
Да, твою мать ревную! Ревную, бешусь и вообще не знаю, чему верить, а чему нет. В слух произношу совсем другое:
— На хер надо.
Белецкая дернулась, будто я ее ударил.
— Тогда к чему весь этот разговор?
— Просто бесит, когда в лицо — одно, а за спиной — совсем другое.
— Да в чем проблема-то? Мы просто разговаривали. Он рассказывал про учебу.
— Надо же. Два ботана нашли друг друга.
— Он учился на биологическом, — она пыталась говорить спокойно, сдержанно, но голос срывался, — мне эта тема интересна.
— А сам Игорек, можно подумать, не интересен, — ухмыльнулся я, — еще скажи, что первый раз так встречались.
— Первый.
Врет ведь! Прямо в глаза.
— А так, обычно на машине катаетесь?
— Нигде мы не катаемся.
— Да? — я полез в карман и достал пластиковую карту с его именем, — тогда что ты скажешь по поводу этого?
— Где ты ее взял?
— Так у тебя в машине, Яночка. Вчера. Когда за папкой твоей пошел. Валялась между сиденьями. Выпала, наверное, пока вы тискались.
— Мы не тискались! — возмутилась она. — просто я его подвозила.
— О, все-таки подвозила. Минуту назад говорила другое.
— Макс, — Яна покраснела до кончиков волос, — просто подвезла, после приюта. Чего ты бесишься, я не понимаю?
— Не понимаешь, — хмыкнул я, — ну, не понимай дальше.
Не думал, что могу завестись еще сильнее, чем до этого. Но Янке удалось невозможное — своим враньем, своими «честными» глазками, своими красными, как мак, щеками.
Пошло оно все в задницу! Сунул ей карту в руки и отступил.
— Нет, погоди, — она схватила меня за руку, не позволив уйти, — ты извиниться не хочешь?
— За что? — стряхнул с себя ее руку.
— Разве не за что? Пришел, наорал, обвинил не понятно в чем, а теперь включил оскорбленного.
— Никто никого не включал. Расслабься, Белецкая, — извиняться я точно не буду, не дождется! — можешь бежать по своим мега-важным делам. Что у тебя там по плану? Репетиторы? Киски-собачки?
Мы стояли друг напротив друга. Молчали. Меня крутило так, что едва пар из ушей не валил, а Янка с каждым мигом становилась все краснее и несчастнее. Конечно, так банально спалиться, наверное, очень обидно.
— Поехали домой, — она предприняла неловкую попытку сгладить конфликт, — я подвезу.
— Спасибо. Как-нибудь обойдусь без ваших подачек.
— Макс! Какие подачки! Ты о чем вообще?
— А то блин непонятно! — огрызнулся я, — дурой не притворяйся. Я этого терпеть не могу.
Темные глаза подозрительно блеснули. Будто реветь собралась.
— Ну и катись, куда хочешь! — выкрикнула она, разворачиваясь к своей сраной машине, — я тебя уговаривать не собираюсь.
— Пфф, да кому на хрен сдались твои уговоры! То же мне цаца.
Она повернулась ко мне так быстро, что волосы взметнулись темным облаком.
— Знаешь, Ершов. Это уже переходит все границы.
— И что? Заплачешь? Папаше побежишь жаловаться?
Янка поджала губы, посмотрела на меня как на конченного дебила, и в сердцах прошипела:
— Да пошел ты.
— Легко! — отвесил ей шутовской поклон и резко развернувшись, ринулся прочь.
Как же меня все бесит!
Я полдня бродил по городу. Как неприкаянный мотался по улицам и торговым центрам, игнорировал все звонки — даже не смотрел на экран, когда телефон в очередной раз начинал верезжать. Не хотел никого ни видеть, ни слышать. В груди пекло, в голове кипело.
Я то успокаивался, приходил в себя, даже начинал понимать, что творю какую-то херню, то снова вспоминал слова папаши, момент когда нашел карточку этого ушлепка в Яниной машине, и все по новой. Еще сильнее, еще яростнее.
Домой я пришел ближе к вечеру. Злой, голодный, вибрирующий, как провод под напряжением. Тронь — взорвусь.
На автомате отметил, что тачки Белецкой на месте нет. Сводная сестричка где-то шлялась. Может, в приюте хвосты дворнягам мыла, а может к Игорьку своему за утешением поскакала.
Плевать!
Хотя нет. Ни черта не плевать. Рука сама дёрнулась за телефоном, чтобы позвонить ей, но я обматерил себя за слабость и пошел дальше. Пусть шляется где хочет, меня это больше не интересует.
В прихожей сбросил кроссовки так, что одна улетела под шкаф, а вторая ботнула по стене. На хрен. Все на хрен.
На шум из гостиной вышла мать.
— Здравствуй.
Я ничего не ответил, только зубами раздражённо скрипнул. Вежливость? Сегодня это не про меня.
Так и не дождавшись от меня ответа, мать грозно спросила:
— Ты где был?
— Я что обязан отчитываться? — огрызнулся я.
Она на миг опешила от моего тона, а потом холодно произнесла:
— Обязан. Я должна знать, где ты мотаешься.
— Это еще зачем?
— Что бы быть в курсе того, что происходит. Может, ты в неприятности какие-нибудь в очередной раз влез! Компанию дурную встретил.
— Отца например? — поинтересовался я, поднимая на нее мрачный взгляд.
У нее от лица отхлынула кровь, а в глазах проскочил такой испуг, будто самого черта повстречала.
— Ты видел его? — командирский голос дрогнул и сломался.
— Да. Представь себе, он уже несколько дней в городе, а я и не в курсе. Кто-то не потрудился мне об этом сказать!
Ее страх быстро прошел, сменившись ледяной яростью.
— Я и не собиралась ничего говорить. Надеялась, что этот мерзавец свалит из города.
— Он мой отец! — завелся я.
Она осеклась, посмотрела на меня, как на маленького, несмышленого пацанчика, а потом сдержано поинтересовалась:
— О чем вы с ним говорили?
— Твое какое дело? — даже если бы захотел, я бы не смог пересказать тот уродский разговор.
— Не забывайся!
— Не забываюсь я, мам. Не забываюсь! Только тебе, наверное, надо чтобы я вообще на лавке тихо сидел, хвост под жопу поджав, и проблем не доставлял. Об этом мечтаешь? — прошел мимо нее, едва не задев плечом.
— Вот скажи, чего тебе не хватает, — мать ринулась следом, — живешь в хорошем доме, в достатке. Все у тебя есть. Семья, друзья, хорошая школа. Я столько сил потратила чтобы вытащить тебя из того дерьма, а ты снова туда тянешься.