Пес вот у нас еще одно время был приблудный. Тоже ведь надо понимать — живое, Милочка… Под дверью-то он все сидит. Пускала я его когда: Римке третий год всего, страшно ей одной со старой Беловой сидеть. Пес лижется все да скоблится, а все взъерошенный… Голодный. Я им-то запрещаю — а сама кормлю когда. Тоже ведь надо понимать, что живое… Пропал он куда-то к весне.
Как пережили мы ту зиму, и не знаю я, Милочка.
А дальше наступил следующий день.
Мы идем с теткой Тасей по нашей Устьинской. День солнечный. И я допущена прогуляться в своем плащике. Провожаю тетку Таису в стариннейший липовый парк (вернее, это она для меня сворачивает туда), а потом по центральным улицам. Я длинноногая (вообще другое «колено», в смысле — поколение, — отмахивается рукой тетка Таиса), и нам нелегко соразмерить шаги. Вот она идет рядом со мною — перекатывается катышком, кубастенькая, плотная, румянощекая, с густыми, почти седыми волосами, но это не очень заметно на ее собственных темно-русых, и с глазами не по-пожилому, а свежо и бойко голубыми…
Так вот мы и идем по Устьинской. Потом к нам ненадолго присоединяется дочь ее Римма, она живет вверху той же улицы, где частный сектор потеснен шестью новенькими, с ажурно выложенными балконами, кирпичными домами высокой категории. Римка обращается к ней по-обыденному (видятся несколько раз на дню), с чуть капризным, просительным «ну, мам», и это забавно слышать от зрелой женщины.
Я замечаю, что с нами теперь чаще здороваются. Тетку Таису на улице, пожалуй, не столько любят, сколько уважают. Но на этот счет у тетки Таисы есть ответ: что ж я, пустое место, чтоб нравиться всем? Она не даст взаймы трешку пьянице, да еще отругает. Есть у нее мнение, что это неплохо — хорошо жить: заслужили, да и пора — людям их поколения. Да «на свои»… Это касается и других сограждан. Вот в серьезной беде тетка поможет. Но такое случается нечасто — и больше помнится, что по трешницу, «за баловством» к Гущиной не ходи. Ну и, ясное дело, что уж из «своего-то» магазина, где двадцать лет она была заведующей, могла бы доставать для знакомых со своей улицы то и другое… Но этого от нее не очень дождешься. Известно на улице твердо — такое ведь не скроешь, что завмаг она честный, и это уважают. Говорят о ней одобрительно, но и слегка отчужденно, что она гордая… И такое одобрение звучит легким осуждением. Да тетка как раз такое ценит.
Скорее популярностью на улице пользуется дочь ее Римма Петровна, по мужу-инженеру — Кузихина. Но ту не люблю я. Прикарпатская смуглота ее отца вылилась в ней с возрастом во что-то темноватое и приторное, как пережженный сахар. В Римке сильны представления о том, как всему положено быть: должно быть именно таким образом и укладом, а не иначе. Так, Римка презрительно жалеет незамужних, а так как жалеть ей приходится почти полгорода своих сверстниц и старше себя, то делает она это с тем большей напористостью и удовлетворением. Но все это сдобрено на ее растекшемся лице сладкой улыбкой, и вот, поди ж ты, не задевает… Так же сильно в ней представление, что жить надо именно полной чашей, и их воскресный выезд с мужем на «Жигулях» (в остальное время машина стоит в скрупулезно изолированном от атмосферных воздействий гараже) выглядит агитпробегом в пользу этой идеи и также не задевает… Вместе с убеждениями в надлежащем и неукоснительном в ней развито представление об обилии возможностей, ходов и лазеек, которыми грех не воспользоваться. Работает она в торговой железнодорожной инспекции, и уж каждый на улице чем-нибудь да ей обязан. («Чтобы не завидовали…») И со всяким она поговорит бесцеремоннейше, со всегдашней своей кондитерской и ядовитой улыбкой, поучит уму-разуму. За компанию посетует на какую-нибудь свою незадачу, чтоб не вспугнуть везенье. Это ходячий здравый смысл, такой здравый — как здоровая, слишком здоровая кровь может давить и чревата апоплексическим ударом…
Вот идут они рядом… Есть ли у них что-то общее? В основном это то, что они любят друг друга. Не судят…
Правда, у тетки Таисы тоже сильно сознание должного и положенного. Но у нее это содержит в себе — «что заслужено» и «то, что достойно». Небольшое вроде бы смещение…
Что тут? И откуда? Может, дело в том, что сейчас вошло в зрелость поколение, не имевшее в войну детства, а потом шагнувшее сразу в довольно обеспеченную взрослость (основные тяготы легли на плечи заслонивших их матерей), может, потому оно сейчас так жадно «добирает» все у жизни?..
Тетка Тася пойдет после нашей прогулки в гости к дочери. Я простыла. У Римки мне будет скучно и почти физически душно. Лучше уж я полежу пока на положении больной.