— Но ведь тебе нельзя здесь находиться, — сказала она, стараясь не смотреть Джеймсу в глаза. Ну что в нем такого? Почему он ее так волнует?
— Как это нельзя? — удивился Джеймс.
— Ты что, забыл, что это частное владение?
— Но ты же здесь.
— У меня разрешение.
— От той "жуткой" компании?
— От агентов по недвижимости. Я имею право приходить сюда и собирать цветы для миссис Уисдон до тех пор, пока не въедут новые владельцы. Вряд ли агентству понравится, если такие, как ты, будут шляться здесь.
— Ну, в таком случае тебе следует быстренько вывезти меня отсюда и доставить прямо в деревню. — Джеймс засмеялся и откинулся на сиденье. — Если фирма благосклонно разрешает возиться с цветами, не стоит лишать тебя такого удовольствия. Наверное, это единственное, что у тебя осталось.
Прошло полчаса.
Мэндж молча сидела с Джеймсом в машине. Она крепко сжимала руль, словно он был ее якорем спасения в море воспоминаний. А помнил ли Джеймс все так, как она? Мэндж даже не смотрела на него. Дождь по-прежнему заливал ветровое стекло.
— Зачем ты вернулся? — спросила она наконец.
От звука ее голоса Джеймс вздрогнул и резко повернулся к ней.
— А почему бы мне, собственно говоря, не вернуться?
— Ты же прекрасно поживал себе где-то последние десять лет и не испытывал необходимости приехать.
Джеймс пожал плечами.
— Ну, не знаю. Раньше вроде как было незачем.
Так или нет — чего спрашивать? Мэндж как сейчас помнила всю боль и горечь их последней встречи, все слова, не оставляющие надежд на будущее. Но говорить сейчас об этом?
— А сейчас что тебя заставило приехать? Какая такая причина!
— Да так… Дела, — уклончиво ответил Джеймс.
— В Грэнтоне? Мне казалось, что здесь слишком мелко для такой крупной рыбы, как ты, — съязвила Мэндж.
— Может быть. Но я надеюсь, что люди с тех пор переменились к лучшему. В отличие от тебя.
Мэндж покраснела. Всегда он все перевернет!
— Это не объясняет, почему ты болтался по усадьбе "Грэнтон".
Джеймс ухмыльнулся, и Мэндж подумала, что он, как всегда, ее дразнит.
— Я не болтался, — сказал Джеймс серьезно. — И не обещал отчитываться перед тобой. Но если ты настаиваешь, то отвечу: я вспоминал эту усадьбу недавно и пошел взглянуть, как она выглядит сейчас.
Они оба, не сговариваясь, посмотрели в сторону особняка. Даже сейчас, в дождь и непогоду, он выглядел величественно. Казалось, не только стихия, но и само время было бессильно нарушить гармонию и красоту его облика.
— А ты помнишь, как однажды я пообещал купить этот дом для тебя? — сказал вдруг Джеймс тихим голосом.
Еще бы не помнить! Они тогда стояли на опушке леса и оттуда любовались зданием. И, сказав это, Джеймс повернулся к ней, нежно улыбнулся и стал расстегивать ее блузку. В тот день она впервые поверила его словам любви и отдалась ему. Она не стала думать о том, скольких девчонок он перецеловал здесь, в лесу. Теперь его избранница — Мэндж. И так хорошо целоваться с ним, и руки так ласковы и сильны…
Мэндж резко включила зажигание в машине.
— Хорошо, что я тогда не очень-то поверила твоим обещаниям, — бросила она.
— Конечно, хорошо, — спокойно согласился Джеймс.
Мэндж не стала развивать эту тему.
— Где ты оставил машину?
— У гостиницы "Волшебная свирель". Так что, ты решилась наконец меня подвезти?
— Похоже, у меня нет выбора. Ведь без меня тебе вряд ли выбраться отсюда. Дождю не видно конца. А куда ты поедешь потом?
— Никуда. Я остановился в гостинице. Мэндж зябко повела плечами.
— Остановился? — переспросила она. — Надолго?
— Посмотрим. Как получится.
Джеймс внимательно посмотрел на Мэндж. Он видел, как она хмурилась, но это не мешало ему любоваться ею. Густые мокрые волосы рассыпаны по плечам, нежная кожа чуть тронута загаром. Правда, черты лица стали строже. Да появилась морщинка на лбу.
— Ты теперь возглавляешь "Сэнд и сын"? — спросил он.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Мэндж,
— Я вчера вечером долго сидел в баре. Слышал кое-какие разговоры. Говорят, ты стараешься оставаться такой же милой и разумной девушкой на радость старушкам и пастору церкви.
— Это что, ты расспрашивал обо мне? Какое тебе до этого дело?
— Да брось, Мэнди. Ты же знаешь, как деревенские любят посплетничать. Мне даже не надо было ничего спрашивать. Все, кто меня помнил, только и делали, что расписывали, как хорошо ты обходишься без меня.
— Ты же всегда ненавидел сплетни, — съехидничала Мэндж.