Елена Арсеньева
Помоги другим умереть
Злодейство есть несчастие.
Ничего нет противнее, чем ждать мужчину, который безнадежно опаздывает!..
Время шло к девяти. Самый вечер, а солнце как бы и не собиралось садиться: щедро било в глаза золотистыми лучами.
В направлении города нет-нет да и проносились автомобили, вздымая раскаленные вихри, отчего коротенькая Женина юбочка взвивалась еще выше. Из открытых окон до нее доносились поощрительные крики вперемежку с музыкальными воплями. Любой и каждый из пролетающих мимо (за исключением, понятное дело, тех, при ком уже была спутница) счел бы за счастье прихватить с собой одинокую девочку-летунью, столь щедро выставившую напоказ свою ладненькую фигурку и ошеломляющие ноги. Однако Евгения в ответ на недвусмысленные жесты легко улыбалась да делала только небрежные отмашки, всем своим видом являя нетерпеливое ожидание кого-то, кто вот-вот должен появиться со стороны города.
Остановишься рядом с такой девочкой – а тут ка-ак налетит ее дружок! И, не дай господь, не один, а с командой тупорылых качков: у каждого в кармане нож, а не нож, так револьвер, или кастет, или кулачище пудовый. Короче, никто не решился нарушить одиночество Жени. И наконец-то ее терпение было вознаграждено. Синее пятнышко, несущееся с пригорка, увеличилось в размерах настолько, что стало ясно: это тот самый «Мерседес», которого она заждалась.
Женя перевела дух. Ну слава богу. Она уж боялась, придется тут куковать до темноты. Еще какие-нибудь полчаса – и начнется самая комариная пора. А теперь по крайней мере ее ножки не пострадают от этих ненасытных пиявиц – на радость, надо полагать, приближающемуся господину Неборсину!
Она встряхнула длинными рыжими локонами, пронизанными солнцем, расправила плечи. Откуда, интересно знать, взялись дрожь в коленках и холодок, липнущий к коже?.. Да все пройдет нормально с этим Неборсиным! В конце концов, он у Евгении первый, что ли? Обыкновенный очередной бабник. Желает его супруга поймать мужа на месте преступления – пожалуйста, будет сделано. Через час, самое большее, Неборсин появится на даче с хорошенькой спутницей, так что мадам останется только возникнуть в условленную минуту. Техническая служба обеспечит аудио– и видеозапись волнующей сцены, которая, впрочем, не дойдет до логического завершения. Это уже за пределами профессиональных обязанностей Евгении. Провоцировать мужчину – пожалуйста, а остальное – на усмотрение супруги и судей в бракоразводном процессе. Но это потом. Сейчас же ее задача – остановить «мерс» и так завести клиента, чтобы опрометью ринулся нарушать супружеский долг! Ну что ж, такова суровая мужская доля. Вон даже в газетах пишут, что в генах каждого мужчины «записано» стремление сменить любимую женщину. А уж нелюбимую-то… Ведь, по всему судя, не любит Неборсин свою жену. Вот и меняет «ночных бабочек», как… Всякое сравнение покажется избитым, затертым и невыразительным. Меняет, словом, женщин, как перчатки. Не дожидаясь истечения очередных семи лет, когда девяноста восьми процентам мужчин предписано заводить романы на стороне. В оправдание сильного пола в той газетной статье говорилось, что такая информация якобы занесена на скрижали хромосом на уровне ДНК и РНК. Очень может быть, что об этом позаботились, для разнообразия, какие-нибудь космоустроители, создатели человечества, – или, как любит говорить Лев, святые небесные силы. Кстати, Неборсину как раз тридцать пять, а это возраст в числе нескольких, запрограммированных на измену!
Ну вот. Светофор! Забавно: за все время, пока Евгения тут торчит будто нанятая (а что, не так?), ни одна машина не останавливалась перед светофором. Кому-то везло с зеленым светом, кто-то проскакивал на красный, глубоко имея в виду милицейский пост, который дремал за полкилометра отсюда. А вот Неборсин оказался законопослушен и тормознул еще на желтый.
«Нет худа без добра, – подумала Евгения. – Пускай пока что на меня полюбуется. О таком выгодном освещении девушка может только мечтать!»
Да, она знала, что вся блестит сейчас, будто золотая статуэтка, в мягкой дымке угасающего дня. Ей стало неловко: не искушай малых сих, сказано в Писании, а что она собирается проделать с этим несчастным ловеласом? Ну что ж, судьба такая. Вот сейчас она поднимет руку, тряхнет сияющими локонами…
«О нет! – мысленно вскричала Женя в следующее мгновение. – Только не это!»
Высокий мужчина вышел из-за кустов и, приблизившись к «Мерседесу», знаком попросил водителя опустить стекло. А если этот дядька попросит Неборсина подвезти и тот согласится?! Евгения снова останется ни с чем, и теперь-то Грушин наверняка ей голову отъест.
Главное дело, ничего толком не разглядишь. Осветитель-солнце вдруг сделалось врагом: так било в глаза, что Евгения видела только силуэты.
Вот черный, как тень, Неборсин потянулся влево, приспустил стекло. Незнакомец склонился, оперся на дверцу, что-то сказал или спросил, а потом выпрямился, прощально махнул рукой и неторопливо скрылся в рощице, которой близкие сумерки придавали густоту дремучих зарослей. Слава богу, значит, это не спохватившийся гаишник и не попутчик-конкурент! Женя воспрянула духом.
Красный свет сменился зеленым, однако «Мерседес» не тронулся с места.
Интересно бы знать, чем озадачил незнакомец Неборсина, какой такой вопрос ему задал, если тот погрузился в столь глубокое раздумье? Или что-то случилось с управлением?
Мимо проскочил «Форд», спеша на зеленый свет. Миновал застывшую на перекрестке машину. И вдруг тормознул, резко сдал назад. Жене было видно, как водитель выскочил на шоссе, припал к стеклу «Мерседеса», схватился было за дверцу, но тотчас отдернул руки, будто его шибануло током, вскочил в свой «Форд» и взял с места такую скорость, что уже через мгновение растворился в золотистом закатном мареве.
Что же так напугало «фордиста»? Или Неборсин просто сказал ему пару теплых слов: не мешай, мол, думать о жизни, езжай, куда ехал.
Как-то слишком надолго он задумался: силуэт как привалился к правой дверце, так и не движется.
Внезапно Евгения поняла, что это значит. И пока, подворачивая на высоких каблуках ноги, стремглав летела по шоссе, знала, что увидит, когда заглянет в салон: Неборсина с простреленной головой. Мертвого.
Так оно и оказалось.
«В жизни нет ничего торжественнее смерти. Она всесильна, она усмиряет все страсти. Она неумолима. Если не взмахнула своей косой вчера, то взмахнет сегодня или завтра. Но до чего неожиданно приходит это «завтра»!»
– Эй, дитя мое! Пора бы и проснуться!
Тяжелая горячая рука рухнула на плечо Евгении.
Женя с усилием подняла взлохмаченную голову, поглядела слипающимися глазами:
– Отстань…
Ярко-розовая фигура качалась, подобно рассветному облаку, исторгая сочный хохоток:
– Вздремнула, что ль?
– Да так, немножко. – Женя помассировала затекшую шею. – Чего тебе?
– Мне? – Фигура ткнула себя пальцем в необъемную грудь. – Мне лично – только прибавку к зарплате. Но ради таких пустяков я бы не стала тебя дергать. Однако Грушин…
– Что, уже вызывает? – тоскливо зажмурилась Евгения. – Ну зачем ты меня выдала?! Не могла сказать, что я умерла?
– Ты забыла, где кинула свои костоньки? Как, скажи на милость, Грушин пройдет в кабинет, минуя собственную приемную? Разумеется, он тебя сразу увидел. Еще скажи спасибо, что на плечико тебе опустилась моя нежная, трепетная ручка, – Эмма все-таки хихикнула, – а не его карающая длань.
– Он совсем плохой, да? – умирающим голосом спросила Евгения.
– Да уж, нехороший. Тяжеленький такой, – весело кивнула Эмма, прославившаяся своим глубоким пофигизмом. – Я и то задрожала в коленочках. Отмажу, думаю, подружку – еще и мне влетит под горячую руку. Одно дело Левушке отовраться, когда с утра трезвонит, и совсем другое, знаешь…
– Левушке?! – вскинулась Женя. – Что, Лев звонил? И ты меня не позвала?!
– Сама же сказала: тебя нет ни для кого.
– Кроме Льва! – У Жени вырвалось невольное рыдание. – Я же тебе всегда говорю: ни для кого, кроме Льва!