пришли мои родители, я видела их, они стояли за дверью, не решаясь войти в палату и посмотреть
мне в глаза.
— Что они тут забыли? — спрашиваю я у Кристи.
— Я их позвала, — отвечает мне сестра.
— Они знают?
— Да.
Я не могу разобраться в своих чувствах к ним. Я словно разделяюсь пополам. Одна часть
меня их ненавидит и винит во всем произошедшем, в том, что я заболела. А другая говорит, что
опухоль жила во мне всегда, и рано или поздно я должна была заболеть; просто обстоятельства так
сложились, и ей дали толчок к развитию.
— Ты не восстанавливалась в институте, так? — спрашиваю я сестру, надеясь узнать
правду, о которой подозреваю.
— Нет, я восстановлена.
— Но все время, когда ты уходила надолго, ты была у родителей?
— Была, — отвечает она.
Лондон крепче меня стискивает, боится, что я разозлюсь или что-нибудь выкину, наверное.
— И как долго ты к ним ходишь?
— Весь месяц, начиная с августа.
Я застываю на месте. Целый месяц мои родители знали обо всем, но пришли меня
проведать лишь тогда, когда подумали, что я могу умереть.
— Расскажи все, — требую я.
Кристи замялась, но все равно начала рассказ:
— Когда я пришла в первый раз, отец был пьян в стельку. Я рассказала все матери и
потребовала, чтобы она больше ни разу в жизни не давала ему напиться. Она рыдала, когда поняла,
что потеряет и второго ребенка. Спустя неделю я пришла снова. Отец не пил всю эту неделю,
потому что наша мать заперла его в комнате. Не знаю, как он не выбил дверь. Он был трезв, и я
начала свой рассказ. Под конец я услышала, как он рыдал. Отец сказал, что это он во всем виноват.
И затем я ходила к ним каждую неделю. А на прошлой неделе… — она остановилась, — на
прошлой неделе я хотела устроить ужин, примирительный. Но в пятницу ты ушла. А в
понедельник…
Я знаю, что в понедельник. Я представила, что им позвонили из школы, сказали, что меня
забрали в больницу. А они, мама, папа и сестра, как самая дружная семья, гурьбой понеслись ко
мне.
Заходит доктор, спрашивает про моё самочувствие, задает куча других вопросов по форме, а
затем произносит:
— У меня есть кое-какие новости. Думаю, стоит позвать ваших родителей.
— Нет, — резко говорю я.
— Хорошо. — Он берет пластиковый стул, подвигает к кровати и садится на него.
Я внимательно слежу за его действиями, он долго ёрзает на стуле, прежде чем вновь начать
говорить.
— Я знаю, это сложно принять, но события развиваются быстрее, чем мы предполагали.
— События? — переспрашиваю я.
— Да. Эмили, вам стало хуже. И будет становится еще хуже.
Эти слова в меня впиваются, как когти.
— И насколько все плохо? — спрашиваю.
— Скажем так, я бы посоветовал вам начать делать все, что заблагорассудится.
За окном вскрикивает птица. Небо черное. Будет гроза. Клен протягивает свои иссушенные
ветки к моему окну. Сколько я еще протяну — неизвестно. Но осталось явно не так долго, как я
думала раньше. Оглядываю палату — доктора уже нет.
— А какое сегодня число? — любопытствую я.
— Двадцать второе сентября, — отвечает Лондон.
Восемьдесят один день. Я прожила уже восемьдесят один день.
Бросаю взгляд на дверь. Мне так жаль их.
— Пусть они войдут, — говорю я, и сестра приглашает моих родителей войти.
Они встают у моей кровати, как чужие. Смотрят на меня в упор. Я вижу, как покраснели
глаза у отца. Они оба сразу же постарели лет на десять. Зову их, мама берет меня за руку, а папа
разрыдался. Чувствую, как Лондон выпрыгивает из постели.
— Ты не виноват, пап, — говорю я и жестом приглашаю его сесть.
— Нет, нет,… лишь я… — лепечет он себе под нос.
— Ты не виноват, только не ты. Так и должно было случиться — это всегда было у меня
внутри.
— Если бы я внимательнее следил за тобой, за Томом,… за вами обоими…
— Пап, обними меня, — говорю я.
Но папа не отвечает. Он лишь безутешно рыдает, моля меня простить его. Закрыл лицо
ладонями, его руки дрожат, я это вижу. Его плечи поднимаются и опускаются в тихом плаче.
Мне его так жаль. Я не хочу смотреть, как он страдает.
— Пап,… — начинаю я, — как знать, может, если ты обнимешь меня, то все пройдет. Я
снова окажусь маленькой девочкой, любившей кататься у тебя на спине. Снова буду здорова. И я
не умру.
Он посмотрел на меня блестящими глазами и сказал глухим голосом:
— Было бы здорово.
— Тогда я закончу все двенадцать классов, сдам экзамены, буду отличницей, поступлю в
университет, как Кристи. Освою свою профессию, найду работу, выйду замуж, и когда-нибудь у
меня появятся дети.
Я внимательно смотрю на него, его взгляд немного затуманен, наверное, он все это
представляет.
— Ты станешь дедушкой, будешь любить своих внуков, всех внуков: и Тома, и Кристи, и
меня. Ты будешь их баловать, как и должен поступать каждый дедушка, учить рыбалке,
рассказывать сказки на ночь. Когда-нибудь кто-нибудь из них спросит: а как ты познакомился с
бабушкой? И ты расскажешь. Ты будешь описывать все так, словно это произошло вчера. Будешь
говорить о том, как увидел её и сразу понял, что теперь твоё сердце принадлежит только ей. А
затем расскажешь о свадьбе, о том, как родился Том, затем Кристи и я. Будешь рассказывать, как
мы шалили в детстве, чем любили заниматься, расскажешь все-все наши секреты. И твои внуки
будут постоянно хихикать над своими родителями, заслушиваться твоими рассказами, просить
тебя, чтобы ты им рассказал все снова и снова. Они будут любить тебя больше всего на свете. Мы
каждый уикенд будем приезжать к тебе, а потом перестанем.
— Почему? — спрашивает отец.
— Потому что однажды, в самый солнечный и теплый день в мире, я приеду, увижу, что
мамы нет, и подумаю: она, наверное, снова пошла на рынок, а ты чем-то занят или снова всю ночь
пытался отремонтировать телевизор и устал. Поднимусь на второй этаж, в вашу спальню, и увижу,
как ты мирно спишь. Возможно, даже рассмеюсь этому. Но приглядевшись, я замечу твои синие
губы, прикоснусь — а ты весь холодный. До меня не сразу дойдет, что ты умер. Я буду все
отрицать, плакать, но смотря на тебя и на то, как ты улыбаешься во сне, пойму, что тебе хорошо, и
ты ушел в лучший мир.
Я вижу, как у всех, кто находился в палате, в глазах сверкают слезы. Мой рассказ тронул их
души. Мама достает платок из кармана джинсов и вытирает им свои слезы.
Папа внимательно смотрит на меня, уголки его губ чуть-чуть приподняты, из глаз тоже
катятся слезы.
И я тихо произношу:
— Ты умрешь. Раньше меня. Раньше Кристи. Раньше Тома. Как и должно быть.
Часть четвертая "This sweet revenge"
Десять
— Кристи, я не буду посещать группу поддержки! — возмущаюсь я и развожу руками. Стоя
в пижаме в дверном проеме с кружкой кофе, я собиралась снова зарыться в одеялах и простынях и
уснуть. Просто уснуть.
— Эмили, у тебя депрессия после последнего происшествия. Ты уже целую неделю
пропускаешь занятия. — Кристи так и норовит схватить меня и потянуть за собой, вниз по
лестнице.
— Нет у меня никакой депрессии, — насупившись, приговариваю. — Обычные головные
боли — симптомы влияния опухоли, доктор ведь рассказывал об этом, — говорю.
С тех пор, как Кристи завела этот разговор, мы все ругаемся и ругаемся. Она уверена, что
группа поддержки мне сможет помочь, я же считаю, что это пустая трата моего времени. С тех
пор, как меня снова выписали из больницы, я лежала дома пять дней с непрекращающейся
головной болью. Не скажу, что она была очень-таки сильной, но терпеть её изо дня в день было
невыносимо.
Уже завтра второе октября — девяносто первый день моего счета.
Итак, второй пункт в моем списке уже выполнен, но первый так и завис в воздухе. Мне
нужно придумать, как же оставить собственный след на этой планете. Оставить так, чтобы люди
могли помнить меня еще долгое время после моей смерти.
— Эмили, ну, пожалуйста, сходи хотя бы на одно занятие, — умоляла Кристи. — Если тебе
не понравится, то ладно, хрен с ним. — Пожала плечами.
— Что ты сказала? – удивилась я.
Я, конечно, понимаю, что «хрен» — это не ругань, но я редко когда слышала, чтобы моя
сестра хоть как-то грубо выражалась.
— Что? — переспросила она.
— Да нет, ничего, — произнесла я и подумала, что на одно посещение можно и согласиться.
— Хорошо, я схожу хотя бы один раз.
— Прекрасно! Тогда собирайся. — Кристи улыбнулась и, мотнув головой, радостно
понеслась — чуть ли не поскакала — на меня.
— Чего?! — удивляюсь. О чём идёт речь?!
— Сегодня среда, занятия проходят по средам. — Она подталкивала меня к своей комнате,
чтобы я скорее начала собираться.
— Значит, ты специально завела этот разговор сегодня! — возмутилась я.
— Одевайся! — И Кристи закрыла дверь в мою комнату.
Делать было нечего. Я быстро натянула на себя джинсы и футболку, мы спустились вниз и
ждали такси. Куда мы направлялись, я толком не знала, Кристи всем заправляла, но остановились
мы у одного кафе.
— И что, здесь все происходит? — спросила я, оглядевшись по сторонам.
Обычная улица со своими маленькими магазинчиками, со своими нет-ни-до-кого-дела