— Перевожу только первый вопрос, — перебил его Зимин. — Все остальное — риторика.
— Мог бы, — ответил их новый знакомый. — Но за риск хорошо платят. Я решил, что эта поездка будет последней. За годы работы во всех этих паршивых странах я скопил немалую сумму, так что мог поискать себе работу и поспокойней, пусть и не такую денежную.
Его машину подстерегли на пустынном участке дороги из Кветты, куда он ездил на переговоры с одной местной закупочной фирмой. Обстреляли из засады. Водитель был убит, переводчик тяжело ранен. Одна пуля попала в бензобак, «тойота» вспыхнула как факел. Все документы сгорели, они лежали в «дипломате» на сиденье. Саймон обжег руки, но остался жив. Его привезли в приграничный с Афганистаном район.
С тех пор прошло четыре месяца, и судя по тому, что он все еще сидел в темном сыром погребе, договориться с голландским правительством о выкупе похитителям не удалось. Однажды, месяца два назад, к нему спустился какой-то пак и на ломаном английском языке рассказал, что когда они связались с голландским посольством в Исламабаде и сообщили о заложнике, им ответили, что правительство неоднократно рекомендовало своим гражданам воздержаться от поездок в Пакистан как в страну с нестабильной политической ситуацией. И если кто-то не внял этим рекомендациям, то сам и несет за последствия всю ответственность. Этот пак предложил Саймону назвать адреса своих близких родственников для того, чтобы попробовать договориться о выкупе с ними. Увы… таковых у заложника не оказалось: Саймон был разведен и не имел детей, его родители погибли в авиакатастрофе, когда он был подростком, а единственная тетя, сестра матери, умерла совсем молодой. Братьев и сестер у Саймона тоже не было.
Ситуация зашла в тупик, и, похоже, паки держали узника уже чисто по инерции, не зная, что с ним делать, хотя и убивать не спешили.
— Боже мой, четыре месяца! — воскликнул Зимин.
Они даже представить себе не могли, что их плен может затянуться так надолго.
24
Перед ней на столе лежали две пачки денег. В каждой по сто тысяч российских рублей и отдельно — еще с десяток пятисот- и сторублевых банкнот. Всего, если переводить по курсу, на семь тысяч четыреста долларов.
Вот и все, что осталось у нее от Ника.
…Розенталь оказался именно таким, каким она и представляла его себе: невысоким толстым евреем лет пятидесяти в очках, с рыжими редеющими волосами. Безымянный палец его левой руки украшал большой перстень с драгоценным камнем. Юрист пригласил Аллу в свой кабинет, еще раз выразил соболезнования от имени компании и от себя лично в связи с гибелью господина Здановича, после чего немедленно приступил к делу.
— Я понимаю, что ваше время ограничено, госпожа э… Максакова. Вы, вероятно, и уехать назад хотите сегодня же?
— Да.
— Хорошо, — Розенталь понимающе кивнул, потом достал из ящика стола какие-то бумаги, подвинул ей один лист. — Здесь проставьте данные вашего паспорта, а вот здесь — распишитесь.
Алла сделала, что от нее требовалось, и Розенталь подал ей еще одну бумагу.
— Еще здесь. Это — для бухгалтерии. Мы решили облегчить вам задачу и выдать деньги прямо здесь. Вам не придется самой ехать в банк, а потом кататься по Москве с такой большой суммой.
Она расписалась во второй бумаге. Юрист взял трубку, набрал какой-то номер.
— Софья Даниловна? Розенталь. Мы уже можем зайти к вам с госпожой Максаковой? Хорошо.
Он встал.
— Пойдемте в бухгалтерию. Утром мы заказали для вас деньги в банке, и их уже привезли.
Уже потом, когда деньги были получены, Розенталь, провожая ее до выхода из здания, сказал:
— Будьте осторожны. Опасайтесь не только воров, но и — милиционеров. Наши доблестные стражи порядка отлавливают лиц без регистрации, а потом начинают заниматься мелким вымогательством. Белорусский вокзал не исключение. Как они поведут себя, увидев такую сумму, я сказать не берусь. Так что отложите на всякий случай пару сотен, а остальное спрячьте получше. И держите наготове паспорт и железнодорожный билет.
К счастью, все обошлось без проверки регистрации, и утром следующего дня она вернулась в Минск.
И вот теперь перед ней лежали две тугие пачки российских тысячных купюр — без малого та сумма, которую она получила бы за три года работы в «Арт-плюсе». Так что теперь можно было смело брать отпуск за свой счет и ехать в Анталию, на Кипр или куда там еще.
Она разыскала на полке свою записную книжку, нашла адрес Ника. Прикинула, как быстрей добраться до Тимирязевской. Потом бросила обе пачки в сумочку, оделась и вышла.