«Да я уже и не жду».
А вот это было ложью.
Ждал.
Прошло четыре месяца.
========== Часть 11 ==========
Они сидели на скамейке уже достаточно долго.
Такого замечательного осеннего дня Джон не мог припомнить давно. Поздней осенью погода редко баловала подобным волшебством. Пожелтевшая листва и яркое солнце слились в искрящийся золотой поток, и в нем хотелось купаться и нежиться бесконечно.
Он прикрыл глаза и закинул за голову руки.
— Хорошо…
Сейчас ему действительно было хорошо — на удивление спокойно и тихо. Душа не рвалась, как испуганная птица, сердце было наполнено радостью и теплом.
Сара нежно провела ладонью по его щеке и вдруг тесно прижалась, обдав его запахом роз и жаркого тела: — Я хочу тебя.
Джон резко выпрямился, и глаза его наполнились мукой.
«Не надо! Не надо! Не надо!»
— Сара…
— Нет, не говори ничего, — прошептала она с отчаянием и, обхватив ладонями его лицо, покрывая его торопливыми поцелуями, продолжала шептать горячо и страстно: — Я обезумела, Джон! Я одержима! Перестала спать, перестала жить… Я думаю только о тебе и вспоминаю, как мне было потрясающе хорошо, как ты проник в меня, заполнил собой… Я все время чувствую это! Чувствую тебя там, внутри… Твои движения, от которых я готова была умереть. И то, как потом ты…
Джон тихо застонал, понимая, что она имеет в виду.
— Нет, Джон, нет! Это не стыдно, это… завораживающе! Никогда ещё я не испытывала такой страсти к мужчине. Я постоянно возбуждена, переполнена… Прошу тебя, прошу…
Джона лихорадило от её бурного и откровенного признания. Он обнял её, и она затрепетала в его сильных руках.
Но Джон ничего не мог изменить — ему не хотелось неистово сжать её тело, чтобы почувствовать каждый его изгиб, не хотелось до головокружения вдыхать её запах, упиваясь им и впитывая в себя, чтобы потом вспоминать и сгорать от желания всё повторить. Он чувствовал только жалость и горечь.
И ещё он испытывал страх. Страх, что не выберется из этого никогда, что навсегда погрязнет в её желании, в её страсти.
Невыносимо хотелось бежать, спрятаться, все забыть.
Но Джон не убегал никогда. Никто и никогда не выстрелит ему в спину — только в грудь, только в сердце. Разве что, предательски, из-за угла…
Ему было жаль Сару и её ненужную ему красоту, её готовность отдать себя без остатка тому, кто совсем не нуждается в таком драгоценном подарке. Джон не любил её и даже не желал.
Но разбитый сам, он не имел права разбивать чью-то мечту, и потому обнимал Сару все крепче, нежно поглаживая её дрожащие плечи.
Губы его были холодны и безучастны.
В них не было стона, не было жажды.
— Джон… Ах, Джон… — Сара чувствовала вынужденность его объятий. Слёзы покатились по её щекам крупными каплями. — Ты кого-то… любишь?
И Джон сразу увидел выпирающие позвонки и до боли знакомый завиток на невозможно худой шее… И пораженно ответил:
— Кажется, да.
***
Он проводил Сару домой и поднялся к ней, понимая, что тонет.
Он даже не представлял, как сможет к ней прикоснуться.
Но делать ему ничего не пришлось — Сара сама раздела его с неузнаваемым, перекошенным от страсти лицом. Дрожала, стонала, покрывая жалящими поцелуями, терлась о его грудь отвердевшими сосками, а потом резко опрокинула на спину.
Она бесновалась на нем, словно обезумевшая наездница, заламывая руки, бешено двигая бедрами, и кричала от наслаждения.
И горько плакала потом, забившись в угол кровати, опустошенная и несчастная, ослабленная оргазмом и болью, нелюбимая самым желанным в мире мужчиной, который на этот раз так и не кончил…
— Не приходи больше, Джон. Не надо. Даже если я буду умолять тебя на коленях.
***
Джон вернулся домой больной и сразу же позвонил Майкрофту.
— Джон! Это вы! — Джон мог поклясться, что услышал в голосе Майкрофта дрожь и слезы. — Вы все-таки позвонили.
— Здравствуйте, Майкрофт.
— Как вы, Джон?
— Все… нормально. Скажете мне что-нибудь?
— Он звонит почти каждый день и спрашивает только о вас.
По позвоночнику Джона пронеслась огненная струя. Он это ясно почувствовал. Одно только слово он окунуло его в водоворот таких безумных эмоций, что Джон задохнулся, оглушенный бешеным стуком сердца.
— Где он?
— Я не знаю… Поверьте мне, Джон.
— Я вам верю.
— Я пообещал ему, что не буду отслеживать его передвижения. Не понимаю, что с ним происходит… Безумие! Он на пределе Джон. Я не помню, чтобы Шерлок так страшно по кому-нибудь тосковал.
Джон без сил опустился на пол. Кровь молотила в висках, глаза наполнялись слезами.
«Мы оба сейчас заплачем…» — мелькнула отдаленная мысль.
— Почему он не возвращается?
— Что-то его удерживает на расстоянии от вас, а что… Ничего не понимаю, Джон. Я в отчаянии! Мы никогда не были особо близки, но всегда знали друг о друге главное. Сейчас я растерян. Он, по-моему, одержим какой-то дикой мистической идеей, и это каким-то образом связано с вами.
— Шерлок всегда был реалистом, — срывающимся голосом возразил Джон, — рассудочным и хладнокровным. Он далек от мистики…
Почему так страшно колотится сердце?!
— Джон, не забывайте, Шерлок шагнул в неизвестность. Этот прыжок…
— В неизвестность? Майкрофт, о чем вы? Не хотите же вы сказать, что все не было продумано вами до мелочей? Никогда не поверю.
— Пятьдесят на пятьдесят, Джон. У нас не было времени на детали. Он действительно мог разбиться и хорошо это знал…
Джону показалось, что он сейчас умрет, такая пронзила боль.
Спутанные волосы, полные страха глаза, тонкие рук…
Нет! Нет!
— Черт бы вас побрал, Майкрофт Холмс. Как вы могли это допустить? — холодно спросил он. И закричал, сжимая кулаки в бессильной ярости. — Как?!
— У него не было выбора, Джон. У нас его не было…
========== Часть 12 ==========
Джон прокручивал в памяти мучительно-бесконечный сюжет, и ему казалось, что этому не будет конца. Всё приобрело новые краски, новые детали, от которых хотелось кричать, хотелось спрятаться, чтобы они не терзали душу так беспощадно.
Он переживал всё заново: вид одинокой темной фигуры, такой знакомой и незнакомой одновременно, ветер, рвущий полы пальто, их последний с Шерлоком разговор и короткое: «Прощай…»
Получается, Шерлок и в самом деле прощался, получается, он и в самом деле не знал, чем все это может закончиться…
Джону было так больно, словно Шерлок прыгнул с крыши во второй раз. Он не понимал, почему все это время даже не пытался ему звонить. Он же видел, как изменился Шерлок, как он был растерян и сломлен, как рвался к нему, как хотел вернуться домой.
Это просто немыслимо! Глупо! Глупо! Глупо!
Обиделся?!
Господи!
Джон метался из угла в угол, закрывая ладонями уши, будто это могло помочь не слышать голос, стонущий в его голове…
Всё это долгое время, с той самой минуты, когда Шерлок разбился, он только и делал, что ждал… Хоронил и ждал, прощался с ним на его же могиле — и ждал!
Ждал, ждал, ждал!
Бессонными ночами стоя возле темного холодного окна, бредя по жизни в полном одиночестве, не имея планов даже на ближайший день и не желая их иметь, безо всякой надежды, вопреки разуму, на грани отчаяния — ждал.
А дождавшись, выпустил из рук. Ведь Шерлок был в его руках, рядом, близко. Растерянный, жалкий, родной.
Живой…
Глупо! Немыслимо!
***