Работа с собой в таком случае требует больших усилий. Необходимо отделить свою судьбу от судьбы, по сути, больного человека. Вы не доктор, чтобы ставить диагнозы и вникать в причины болезни. И уж тем более вы не обязаны нести ответственность за неё.
Да, вам выпала тяжелая доля столкнуться с подобными отклонениями в детском возрасте, когда выбирать родителя не приходиться. Однако сейчас у вас есть паспорт, который является и символом свободы. С момента вашего совершеннолетия вам нет необходимости гадать, чем именно был больны отец или мать. Перенесите эту ответственность на всех психиатров мира, если так будет угодно, но только снимите её с себя.
Лечение сейчас добровольное. Заставить пройти обследование и курс лечения без личного на то согласия невозможно. Но вам-то и не нужно быть активным организатором госпитализации в психиатрическое отделение своих близких.
Просто будьте подальше от любых коммуникаций с психопатами, но без изматывающего чувства обиды. Нет никакого смысла обижаться на болезнь. Уже не важно, психопатия или вялотекущая шизофрения изменила чью-то личность до неузнаваемости. Какая уже теперь разница? Помните, что с момента получения паспорта вы можете жить, работать и заниматься тем, чем сами хотите. Обидно?
Представьте, что вы открываете дверь психиатрического отделения, запахивая белый халат. К вам подходят напряжённые и возбужденные пациенты, выкрикивая зачастую неприятные вещи в ваш адрес, но вы при этом смотрите на них спокойно и с состраданием, постепенно продвигаясь по коридору к своему кабинету. Плачевное состояние некоторых пациентов может навести врача на мысль о смене схемы лечения, но не вызовет у него вопросов: «За что они так со мной?». Он не обижается и не плачет, рассказывая по телефону, как холодно его приняли на рабочем месте пациенты. Ему нужно сделать то, что входит в его обязанности, и не более того. Так и психически больные родители требуют нашего наблюдения, должного ухода при необходимости, без мучительных эмоциональных терзаний о несправедливости устройства мира.
Мы с вами рассмотрели несколько вариантов эмоционально холодных родителей, но не стоит думать, что и испанские страсти всегда проявляются в позитивном ключе. Излишняя эмоциональность способна ранить близких не менее болезненно. Что же может происходить, если градус эмоций накалится до максимума? Давайте разберёмся и в этом.
Поглощённые эмоциями.
Слишком эмоциональные мамы могут оказаться во власти сильного аффекта и, не сумев совладать с ним, сильно обидеть собственного ребёнка. Далеко не все, даже веселые и жизнерадостные люди, умеют правильно воспринимать собственные негативные эмоции и правильно их переживать.
Существует несколько возможных сценариев восприятия эмоций человеком. Один из которых — поглощение эмоциями, имеет множество отрицательных последствий для окружающих: скандалы, необоснованные обвинения, повышение голоса.
Если у ваших родителей такой сценарий являлся ведущим, то скорей всего, в вашей памяти найдётся несколько самых ярких и порой отвратительных по содержанию сцен. Бесконтрольный выплеск эмоций на окружающих оборачивается маленькими и большими трагедиями в семье, а после и тяжелыми раскаяниями. После чего может наступать осознание и чувство вины. Более того, такие люди в спокойном состоянии искренне обещают не повторять подобных крайностей, но выполнить обещания не в состоянии. От подобных проявлений никто не застрахован, но если самоосознание и принятие эмоций отсутствует или деформировано, то вариант поглощения выходит на первый план.
Дополнительный материал.
Базовые эмоции.
Где бы человек ни родился и в какой культуре ни воспитывался, выражение его лица соответствует четырём основным эмоциям: страх, гнев, печаль и наслаждение.
Такие эмоции считаются универсальными. В таблице приведены главные группы эмоций:
Мы жили на одной лестничной клетке, но не совсем рядом. Тем не менее, женский голос, переходящий в крик, доносился так отчётливо, что можно было разобрать и отдельные слова, и весь смысл конфликта. Обычно причина была совершенно банальной и касалась каких-то бытовых проблем типа грязной обуви или тарелки. Семья при этом в целом была хорошая. Очаровательный улыбающийся папа, который с нежностью относился к дочерям и с большим терпением — к жене. Видимо, он её очень любил, раз не обращал внимания на столь специфическую манеру общения. И она платила ему благодарностью и любовью за это, или что-то ещё их связывало, мне не ведомое на тот момент, ибо я мало тогда понимала в семейных отношениях. С девочками я дружила, и ко мне всегда хорошо относились и принимали в доме с искренней радостью. К чему я никак не могла привыкнуть, так это к этому крику, который разносился по всему дому, как сирена, преодолевая все несущие стены и ерегородки. Однажды я не выдержала и спросила, как моя подруга относится к тому, что её мама кричит. Она не удивилась вопросу. Лицо её стало слегка озабоченным и выражало беспокойство, но не за себя, а как потом выяснилось, за маму: