«Научный анализ современного состояния водного хозяйства Урала привел к такому выводу: водное хозяйство становится все в меньшей степени зависимым от природных условий и все больше — от общественных средств производства и от решения организационных вопросов. В связи с этим особое значение приобретает регулирование поверхностного стока рек путем строительства водохранилищ. Урал имеет 200-летний опыт создания водохранилищ. Вот почему Генеральной схемой комплексного использования и охраны водных ресурсов предусмотрено построить здесь более 60 водоемов. Их емкость будет равна почти половине годового объема речного стока с территории всего Урала»[7].
Создавать воду. Вот именно.
Враг, который у нас под ногами
Помню, в тридцатых годах в Орске меня застигла пыльная буря. Я тогда был репортером и приехал для фотосъемок — рождался Орско-Халиловский промышленный район. С утра день был ясный, на небе ни облачка. Пока я шел от управления строительством до дома приезжих, начало быстро темнеть, и когда я вошел в дом, стало уже совсем темно, как ночью. Завыл ветер, задребезжали стекла в окнах, стены вздрагивали и ходили ходуном, казалось, они вот-вот рассыплются, рухнут. За окнами бились темные коричневые струи, как штормовые волны моря. Они погасили солнечный свет. Окна были закрыты, но на подоконниках быстро росли горки песка. Пыль витала в воздухе, скрипела на зубах, от нее не было спасения. После я обнаружил, что она забила фотоаппарат, проникла даже в запечатанные кассеты!
Стихло около полуночи. Утром я вышел и замер на пороге. Ослепительно яркое всходило солнце и… стужа! Как зимой, впору заклацать зубами. Это в мае-то! Все вокруг преобразилось неузнаваемо. Исчезла зелень, на всем лежал однообразный унылый коричнево-серый цвет, цвет песка, пыли. У стен пыль лежала толстыми ровными рядками, и, наоборот, многие открытые места оголились — ветер сорвал и унес почвенный покров.
— Издалека принесло, — сказал кто-то из местных жителей, захватив пригоршню песка и медленно пропуская его между пальцами. — А куда улетела наша земля?
Беда. Беда для земледельца — для всех.
Не раз примечали: пыль из Сахары обнаруживалась на крышах домов в Югославии, на дальних-дальних островах Тихого океана.
Спустя годы читаю «Особый район Китая», воспоминания коммуниста Петра Парфеновича Владимирова:
«Желтые лёссовые бури сезонно проносятся над Восточным Китаем. Эти бури набирают силу в Гоби…
…Уже второй день завывает ветер. Полдень, а на улице сумрак. В нескольких метрах ничего не видно — плотная завеса из пыли. Пыль не только местная, лессовая… Мы в марлевых масках. Пыль забивает легкие, глаза. Запорошены пылью пещеры, комнаты в базовом домике. Пыль, пыль…»
И снова:
«Пылевая буря: сумерки в полдень. Свирепствует ветер из Гоби. В воздухе лёсс. Не видно солнца…»
И еще через несколько страниц:
«Перед пылевой бурей, когда небо еще голубое, верблюды вдруг укладываются спиной к ветру. А через полчаса все заволакивает пыль.
Пыль повсюду. Нет уголка, где бы она не вилась и не оседала. Она на губах, в горле, в пище. От нее не спасает даже марлевая маска. После бури лёсс долго держится в воздухе».
Пржевальский, путешествуя по Джунгарии, отмечал, что в апреле он насчитал десять песчаных бурь, в мае — семь. Весна в тех местах — время песчаных бурь.
…Этот враг — эрозия почв. Горожанам он, пожалуй, заметен менее других (в городе все свободные пространства под асфальтом или брусчаткой), но он — едва ли не самый страшный, самый безжалостный, ибо пожирает, сводит на нет самое главное, на чем держится жизнь: плодородие почв.
Почва — наша кормилица. Именно она взращивает на потребу нам плоды земли. Она набивает наши закрома зерном, дарует корм скоту, стремясь широко и полновесно отблагодарить земледельца за его труд. Но она может и перестать это делать.
Эрозия превратила когда-то цветущие области Африки в пустыню Сахару, заставила обезлюдеть многие обширные районы Средней Азии, Аравийского полуострова, Северной Америки, Австралии.