Кажется, я еще никогда в жизни не сбегал по лестнице так быстро, никогда так резко не втапливал до пола педаль газа и так нагло не подрезал другие авто. Игорь делает то же самое.
Первая реакция — ехать к дому. Я стараюсь держаться за ним хвостом, а когда машины оказываются рядом, бросаю быстрый взгляд в окно.
Игорь ведет одной рукой, при этом иногда жестикулируя, звонит кому-то, кричит в трубку, ругается, перезванивает, потом набирает мне. Я бросаю телефон на соседнее сидение и врубаю громкую связь — чтобы быть в курсе.
Он звонит кому-то еще, кричит матом и просит пробить локацию. Телефон Гриши, конечно же, обнаруживается в моей квартире. А вот сигнал Андрея двигается. Игорю хватает минуты чтобы взглянуть на маршрут и вспомнить о гаражах Ильи. Я и сам почти сразу догадываюсь, куда они собрались, когда слышу, что они уже в Подмосковье.
Ночью машин немного. Такое ощущение, что все это не реальность, а одна из тех компьютерных игр о гонках, которые я любил, будучи уже студентом. Свет фонарей сливается в одну сплошную линию, и я почти не различаю дороги — еду по указаниям Игоря.
Быстрее уже некуда, но мне все равно кажется, что вот-вот и мы опоздаем, случится что-то страшное, непоправимое.
Не заботясь о элементарной безопасности, Игорь сворачивает прямо к гаражам, рассекая огромную лужу. Вода брызгами летит мне на лобовое, делая обзор еще хуже — фонарь, что хоть как-то освещал это место в прошлый раз, теперь горит еле-еле.
Нужный гараж найти легко. Ворота приоткрыты, из щели льется тусклый желтоватый свет. Тормозим неподалеку, я тут же спрыгиваю с подножки, не заботясь даже о том, чтобы заглушить мотор.
Хочу было кинуться к дверям, но Игорь останавливает меня жестом и выхватывает пистолет. Скорее всего, уже заряженный. Двигаемся медленно, осторожно, хотя это уже и не нужно: шум машин и так был слышен издалека.
Хочется просто потянуть ворота на себя и не увидеть ничего, кроме болтающейся под потолком лампочки, которую забыли выключить, старых шин и прочего барахла. Но это невозможно. Просто невозможно.
Игорь дает отмашку. Хватаюсь за острый железный край и рывком тяну створку на себя.
Время будто замирает. Я встречаюсь взглядом с Ильей — он точно такой, как на фото, разве что капельку повзрослевший и страшно испуганный. Меня передергивает.
Андрей и Гриша стоят спиной. Андрей кричит что-то, но у меня шумит в ушах и раскалывается голова от напряжения, поэтому я даже не могу понять суть отдельных слов, которые выхватывает затуманенное сознание.
Илья подается вперед. Игорь отталкивает меня с дороги и тоже кидается к ним.
Что-то блестит в свете лампы и я слишком поздно замечаю в руке Ильи нож. Зато еще раз случайно выхватываю в полумраке его глаза — взгляд зверя, загнанного в угол.
Даже не осознавая, что делаю, бросаюсь к Андрею, чтобы оттащить его.
Гремит выстрел.
========== 24. ==========
В памяти будто нарочно крутятся самые страшные моменты. Илья надрывно кричит, а страх застывает в стекленеющих глазах, оставаясь там навсегда. Гриша отшатывается, бросает пистолет, пятится назад, не отрывая взгляда от умирающего, пока Игорь не обнимает его за плечи и заставляет отвернуться.
Андрей не реагирует и, кажется, даже не понимает, что происходит, когда я вывожу его на улицу и сажаю на пассажирское сидение. Только смотрит на меня бездумно, будто и не узнавая вовсе. Порываюсь вернуться к Игорю, спросить, что делать теперь, но тот только машет рукой, чтобы мы проваливали.
Запрыгиваю в машину и разворачиваюсь. Гоню несколько километров, не останавливаясь, и только на МКАДе съезжаю на обочину, чтобы прийти в себя.
Андрей шумно всхлипывает. Тянусь к нему, прижимаю к себе. Он судорожно сжимает пальцами куртку на моей спине и тяжело дышит.
— Тише, тише, — шепчу едва слышно и целую куда попало. Губы, лоб, волосы. Размазываю слезы, градом катящиеся из его глаз, по щекам. — Главное, что ты жив, господи, тише…
Но Андрей все равно плачет навзрыд.
— Прости, прости меня, прости, прости… — хнычет, шмыгает носом и цепляется за мои плечи, будто я собираюсь куда-то сбежать. — Прости, что не слушал тебя, прости меня…
— Не надо. Я все понимаю. Тише, ну, не плачь, — теснее прижимаю его к груди.
Не знаю, сколько все это длится, но для меня истерика Андрея растягивается на целую вечность. Невыносимую вечность, когда я просто не знаю, что делать и нужно ли тут что-то делать вообще.
В конце-концов он немного успокаивается, затихает, отстраняется и спрашивает неожиданно серьезно:
— И что теперь?
Я не сразу понимаю, о чем он, переспрашиваю растерянно:
— В смысле?
— Ну, в смысле, ты и я… После того, что я натворил… — и опускает взгляд виновато, почти обреченно.
— Уже ничего не изменить, что бы ты ни натворил, — вздыхаю. И добавляю тише: — Поехали домой.
Андрей всхлипывает, обнимает меня и едва слышно шепчет «спасибо».
Неделю спустя.
Даже ночью на дорогах есть машины, хоть и немного. Что поделаешь — Москва.
Андрей на пассажирском сидении не отрываясь следит за трассой и шуршит черным пакетом, лежащим на коленях — нервничает.
— Ну, легче тебе стало-то? — спрашиваю, хотя и так знаю ответ. Просто нет сил сидеть в этом напряженном молчании.
— Это, наверное, плохо и мерзко, потому что… — Андрей не проговаривает это вслух, однако несложно догадаться, что речь об Илье. — Но да, легче. Почти отпустило.
Мне нечего ответить. Месть. Это то, чем он грезил в последнее время, то, чем жил. Я не был в такой ситуации. Мне сложно понять.
— Я думал, что он пырнет тебя ножом тогда. У меня чуть сердце не остановилось от страха, — произношу наконец.
— А я вообще не думал.
И снова тишина.
Я хорошо знаю, куда мы едем. Наверное, этот маршрут останется в моей памяти до самой смерти.
— Тормози, — просит Андрей. — Немного пройдём пешком.
Останавливаюсь в самом начале моста на крайней правой. Включаю аварийку. Андрей судорожно сглатывает, потом резко распахивает дверь и спрыгивает на асфальт.
Не хочется оставлять его одного, хоть я и понимаю, что этот путь он должен пройти сам. Отстаю на пару шагов.
Мимо быстро пролетает автомобиль. Плевать. Все равно темно и сквозь черный пакет не видно, что именно несет Андрей.
Мы доходим до середины, когда он наконец останавливается и приближается к ограде. Опирается на нее одной рукой, замирает. Нерешительно дотрагиваюсь до спины между лопатками. Андрей вздрагивает, а потом подается немного назад, позволяя мне касаться его плеч.
Шуршит целлофаном, отгибает краешек, заглядываясь на матовый черный металл. Одним из этих пистолетов убили человека. Второй так и не выстрелил.
Москва-река бурлит черной водой. Ветер рисует рябь поверх волн. Треплет волосы, забирается под куртку. Зябко. Хочется прижать Андрея к себе, согреть, но я понимаю, что сейчас, наоборот, лучше отстраниться.
Андрей нагибается над водой. Смотрит долго, наверняка прокручивает тот момент, когда он сам хотел оказаться в этой воде.
А потом выпускает пакет из рук, и тот бесшумно падает в черную пропасть. Только едва слышный плеск прорезается сквозь шум ветра через пару секунд.
Андрей вздыхает, прикрывает глаза и откидывается назад, прислоняясь спиной к моей груди. Сцепляю поперек его живота, обнимая. И не нужно слов, не нужно больше никаких действий — просто стоять так, понимая, что все закончилось. А если бы даже не закончилось, то я все равно был бы рядом. Теперь — всегда.
И становится как-то спокойно на душе, будто проснувшись утром понимаешь, что все, что случилось, было просто страшным сном. И что рядом находится человек, которого ты любишь ни смотря ни на что.
Андрей немного оборачивается, и в полумраке я различаю на его губах легкую улыбку.