— То есть, в моих интересах притворяться больным как можно дольше? — не унимается Андрей. И хватает же ему сил еще и издеваться надо мной.
— Я тебе покажу притворяться, — раздраженно фыркаю. — Куплю мяса какого-нибудь и овощей, окей?
— И сигареты.
— Сигареты я тебе в жопу засуну. Соседи ныть будут, а на улицу я бы тебе пока ходить не советовал. Ладно, спи, — я поднимаюсь.
Андрей обиженно поджимает губы, словно ребенок. Все-таки интересный он, хотя и совершенно для меня пока что непонятный. И уже не раздражает до нервной дрожи, как раньше. И присутствие его в моей квартире как-то даже не мешает, наоборот, разнообразит мою жизнь и учит чему-то новому: а то так бы и жил в режиме сон-работа.
Посреди рабочего дня мне звонит Жанна. Интересуется состоянием Андрея, хотя, как оказывается, она уже созванивалась с ним и они болтали около часа. Будто он мог ей соврать — по его кашлю просто очевидно, что Андрей заболел довольно серьезно.
Но вот только возвращаться домой мне почему-то не хочется. Нужно будет о чем-то говорить с Андреем, что-то делать — а я не знаю, что и как. Более того, я даже не знаю, как назвать те отношения, которые сейчас постепенно складываются между нами: мы уже и не враги-то толком, и не друзья, и даже не просто знакомые. Странная ситуация. Странная, сложная и, самое страшное, — абсолютно безвыходная. Я хочу заставить его жить, я действительно желаю ему добра — и не знаю, как помочь, и должен ли я помогать.
Я даже задумываюсь о том, что делал бы, оказавшись в положении Андрея. И, каким бы унизительным это ни было, признаю, что скорее всего прыгнул бы.
========== 8. ==========
Я возвращаюсь поздно. По пути заезжаю в аптеку и покупаю всевозможные таблетки и сиропы, а потом, потому что готовить уже нет сил, заскакиваю в ближайший фастфуд за бургерами. И сигареты я ему тоже покупаю, не рассчитывая, однако, угадать с брендом и крепостью.
Андрей к вечеру приходит в себя и даже открывает мне дверь, хотя я по привычке тянусь за ключом. Больше не кутается в одеяло, но улыбается слабо, изможденно, и лицо у него болезненно бледное, и даже темные венки проступили на веках.
Зато на еду он набрасывается с удовольствием. Мне же кусок не лезет в горло, и я только тягаю картошку фри из картонной коробочки и переключаю каналы на телевизоре в поисках чего-то интересного.
Мы почти не разговариваем. Просто не знаем, о чем, и, наверное, боимся ляпнуть лишнего — после стольких лет хамства и издевок. Только замирая рядом с кофе-машиной Андрей интересуется:
— Тебе какой?
И я лениво отвечаю:
— На твое усмотрение. Но с молоком.
Себе он делает крепкий черный кофе — и как после такого он собирается спать? — и вновь садится рядом со мной. И вроде не так уж я нервничаю и не напряжен вовсе — в конце-концов получается расслабиться рядом с ним. И становится как-то даже тепло и по-домашнему уютно. Быть не в одиночестве, все же, гораздо приятнее.
— Жанна тебе звонила? — спрашивает Андрей, отвлекая меня от очередного ток-шоу.
— Ага. Я отчитался, что ты не сдох еще. А так особо ни о чем не говорили, — я отпиваю глоток кофе. Вкусно. И сахара в меру. Как он угадал?
— Так и думал. Вы следите за мной, как за ребенком. Ужасно раздражает.
— А как еще к тебе относиться-то? После твоих закидонов, — пожимаю плечами.
Он, похоже, такого вопроса не ожидал. Замирает, думает, потом признается:
— Не знаю. Я даже не знаю, как мне относиться к тебе, потому что… А, впрочем, не важно.
— Договаривай уже, — бросаю я. Мне и правда любопытно, что он там хотел про меня сказать.
— Не-а, — только мотает головой Андрей и отпивает из кружки, а потом снова надрывно кашляет. — Кстати, мне сейчас сироп выпить, или на ночь?
— Пей сейчас. И перед сном тоже, хуже точно не станет.
Андрей тянется за банкой из темного стекла, стоящей на столе. Откручивает крышечку, делает маленький глоток, морщится:
— Ты что, самый мерзкий сироп в аптеке выбирал?
— Конечно, все самое лучшее для тебя, — язвительно замечаю я и усмехаюсь. О том, какое лекарство на вкус, я даже не знал. — Пей давай.
Андрей хмурится, облизывает губы, спешно допивает кофе, наверное, чтобы перебить вкус. Я почему-то мысленно остаюсь на том моменте, как он проводит языком по губе, и прокручиваю его в голове еще раз. Вспоминаю и сцену в клубе. Я никогда не подумал бы, что Илье нравятся мужчины. Я никогда и представить не мог, что он будет с таким упоением целовать мужчину. Тем более, Андрея. Я пытаюсь представить себя на месте Ильи — интересно, о чем он думал тогда? — но ничего не выходит.
Андрей, конечно же, замечает мой напряженный взгляд. С опаской спрашивает:
— Ты чего?
Я мотаю головой, отгоняя ненужные мысли, и отмахиваюсь:
— Ничего.
Андрей только тяжело вздыхает и продолжает подозрительно коситься на меня.
Я молча допиваю кофе, поднимаюсь, ставлю кружку в посудомоечную машину. Хочу было выйти из кухни, но Андрей как-то слишком неожиданно появляется рядом и загораживает проход. Я отступаю назад и упираюсь спиной в столешницу. Хочу было спросить, что ему еще от меня нужно, но Андрей только просит:
— Закрой глаза, Паш.
Мое имя из его уст всегда звучит как-то по особенному мягко. Женщины никогда не говорили мне так. Жестче, увереннее. Андрей не мягкий ни на грамм, но «Паша» всегда получается у него почти нежно.
— Зачем?
— Просто закрой. Тебе же не сложно.
Конечно, придумал какую-то гадость, пока лежал с высоченной температурой. Чтобы быстрее от него отделаться, послушно прикрываю веки. Он резко сокращает расстояние между нами, но я понимаю это только тогда, когда мои губы обжигает горячее чужое дыхание. На поцелуй Андрей решается не сразу, я же вовсе теряюсь и впадаю в ступор. Получается неуклюже, медленно, странно. Будто в первый раз.
Я не открываю глаза. Мне нравится ощущение, нравятся его губы на моих, но я не хочу разрушать иллюзию и видеть, что это Андрей. Андрей, которого я ненавидел столько лет. Андрей, который целовался с тысячей мужчин до меня. Андрей, очередная причуда которого вряд ли приведет к чему-то хорошему.
Но я отвечаю. Перехватываю инициативу, целую глубже, увереннее, где-то на границе сознания понимая, что буду ненавидеть себя за это.
Мне нравится вкус его губ. Нравится ощущение. Приятно придерживать его за подбородок и касаться теплой щеки, колкой от щетины. Андрей жмется ко мне, обнимает за шею, хочет быть ближе.
Не выдерживаю. Приоткрываю глаза, смотрю на него из-под ресниц. Он уже не целует, просто стоит близко-близко, так, что мы почти соприкасаемся носами, жарко дышит мне в губы и тоже думает о чем-то своем, тяжелом.
— Прости, я зря это сделал, — опускаю взгляд, отстраняюсь. — Ложись спать, Андрей.
И ухожу, не оборачиваясь.
Уже в своей спальне я без сил опускаюсь на кровать и несколько минут бессмысленно разглядываю полумрак комнаты. Чертов Андрей со своими суицидальными наклонностями. Если бы мы не встретились тогда на мосту, то и не было бы ничего. Не было бы странных мыслей и его постоянного присутствия в моей жизни, не было бы… Я думаю, что, наверное, и раньше замечал, как он смотрит на меня: долго, внимательно. Хотел ли он близости со мной еще тогда, когда мы грызлись из-за любой мелочи? Или это пришло много позже?
Я закрываю руками лицо. Я устал. Чудовищно устал от постоянного напряжения, вечной нервотрепки, эмоций и порывов, лишних и ненужных.
Андрей где-то на кухне шелестит пакетами. Что-то ищет. Потом щелкает зажигалкой несколько раз, будто в квартире может быть ветер, который мешает ему прикурить. Распахивает окно — мне по ногам тянет сквозняком.
То ли от прохлады, то ли от совсем уже сильной усталости я засыпаю удивительно быстро и спокойно.
========== 9. ==========
Я просыпаюсь от того, что Андрей надрывно кашляет, а на кухне шумит чайник. Приходится нехотя подняться и пойти проверять, что там у него случилось. Глаза закрываются на ходу, и о спонтанном вечернем поцелуе не думается вообще: хочется поскорее обратно забраться в кровать.