– Аракчеев Лев Григорьевич. Но вы зря стараетесь, – добавляет она с издевкой. – Его мать лишена родительских прав. Из-за собственной халатности, между прочим. На малыша очередь из усыновителей стоит. – Анна Сергеевна тянется к лежащей на краю стола мятой папке и начинает ее энергично листать. Демонстрирует собственную занятость, понимаю.
– А так? – вынимаю из внутреннего кармана пиджака белый конверт, туго набитый купюрами, и протягиваю ей.
– Спрячьте немедленно! – шипит она. – Тут камеры везде! Да и сделать я ничего не могу… Вам-то это зачем? Отцом не вы записаны. – Ухмыляется она, поправляя дужку больших очков.
– А кто?
– Не ваше дело. Вы постороннее лицо Аракчеевой – не муж, не брат. И не родственник, насколько я погляжу. – Окидывает она меня оценивающим взором.
– Почему вы так решили? – отвечаю твердо. На самом деле сдерживать себя с каждой минутой становится труднее, хочется разнести ей кабинет к чертям.
– Ха-ха. Ну не может у Аракчеевых быть таких родственников. – Анна Сергеевна снисходительно разводит руками. – Вы ее видели? Сама дитя. Родила непонятно от кого, а теперь… И бабка еще эта…
– Слушайте, вы! У меня есть достаточно связей и денег, чтобы закрыть вашу гнилую лавочку на проверку. Кто записан отцом мальчика? – поднимаюсь с места и нависаю над столом.
– Сейчас… – шелестит она и с шумом открывает тумбу под столом. Достает толстую папку и торопливо листает странички. – Никто. Прочерк стоит. Она… и… отчество мальчику дала свое. Мамаша-то Лада Григорьевна.
– Как можно помочь Ладе вернуть права на сына? – смягчившись, добавляю я. Тетка выглядит испуганной – вот-вот ее удар хватит.
– Я не могу внести в закон изменения, – цедит она сквозь зубы. – Пусть подает документы на усыновление своего же ребенка.
– Что для этого надо? – тянусь к стаканчику с канцелярскими товарами и выуживаю из него нож для бумаги. Веду себя нарочито нагло и безжалостно, хотя тетку мне искренне жаль – она по-настоящему меня боится. И совершенно точно не может помочь. Тут нужна рыбка пожирнее.
– Молодой человек, есть семейный кодекс. – Анна Сергеевна виновато всплескивает руками. – Пускай восстанавливает родительские права через суд. Если успеет…
Не понимаю, что со мной происходит… Правильно Серый сказал – не нужно мне было в это лезть. Плевать на эту чокнутую! Позвоню ей и… Вспоминаю ее надтреснутый от слёз голос в динамике и сжимаю пальцы в кулак. Ее сученыш свалил, а разгребать дерьмо должен я?!
– Ну че, брат? – завидев меня, Серый отлипает от байка и подходит ближе. Хлопает меня по плечу. – Что такой смурной?
– Фуфло ты мне подогнал, а не помощь, Серый. Ни черта эта тетка не поможет.
– Как? И за бабки? Так, может, ты плохо предлагал? – Серега треплет вихрастую рыжеватую челку и выдавливает плотоядную улыбочку. Его фирменная уловка, между прочим. Все без исключения телки на неё ведутся.
– Нормально предлагал. И прекрати уже улыбаться, как дебил!
– Ладно, не бузи! Я ещё из образа не вышел. – Серый тянется в карман, достаёт пачку сигарет и закуривает.
– Мне нужен кто-то покрупнее. Хотя… Анна Сергеевна плела про закон и восстановление прав через суд.
– Рус, давай найдём этого ушлепка и привлечём к ответственности? – покручивая в руках шлем, протягивает Серый.
– То есть сначала ты избил его до полусмерти и заставил уехать из города, а теперь передумал и…
– Он отец ребёнка. Пусть помогает своей… шлю…
– Не надо. – Неожиданно произношу я.
– А что так? Жалко стало? Сама виновата. – Цедит Серый и, словно в подтверждение своих слов, сплевывает.
– Да, виновата. Наверное, позвоню ей и скажу, что не могу помочь. – Провоцирую Серегу.
– Так и сделай. Она о тебе не думала… тогда. Легла под этого урода, а теперь помощи пришла просить. Су*ка она…
– Да. Су*ка, предательница, шлюха. Что ещё? – сигарета в моих пальцах подрагивает. В висках вихрями бьется кровь, а в груди копится желание дать Серому по роже. – Жизнь сама все расставила по местам. Так говорят? Пусть теперь расхлёбывает и…
– Бля-я*ь, – тянет он и выпускает изо рта облако дыма. Отирает затылок и шумно выдыхает. – И все равно ее жалко. И пацана мелкого тоже.
– Спасибо, Серый. – Хлопаю его по плечу и сажусь на мотоцикл.
– За что? Я тоже, между прочим, не железный. Понимаю тебя…
Деньги в кармане куртки жгут грудь. Байк плавно режет встречный поток воздуха, входит в него, как нож в масло… Сливаюсь с воздушной массой и ничего не слышу. Ничего, кроме ревущего в ушах пульса. Выходит, Ладка все может сделать сама? Мне только надо подсказать? Разложить ей по полочкам про суд и усыновление?