— Да это везде так.
— Точно. Хорошо хоть, что рядом с нами сделали мусорный полигон. Благодаря нему мы теперь и существуем. Жалко, конечно, что пропала пахотная земля. Сгинула рыба из нашей речки. Да и в огороде все растет через пень колоду. Но, как говорится, нет худа без добра. Зато у нас появилась какая-никакая работенка, — заключил Марек и налил себе полный, до краев, фужер самогона. Очевидно, позабыв, что на сегодня он уже принял свою норму.
Подумав, я присоединился к нему.
— За городскую свалку! За нашу кормилицу! — провозгласил он тост.
— За нее, матушку! — послушно поддакнул я, чокаясь с Мареком.
— Володя, ты уже решил, чем будешь у нас заниматься? — спросил он, морщась и жадно нюхая горбушку черного хлеба, втыкая ее себе чуть ли не в самую ноздрю.
— Если честно, пока ума не приложу, — признался я. — На работу в Москву отсюда не наездишься.
— И то верно. Кстати, кем ты там был?
— Охранником в бутике.
— Это — типа магазина, что ль?
— Ага, типа.
— Вот названий нынче напридумали, — усмехнулся Марек. — Ничего хоть платили?
— Да так, терпимо.
— Тогда огорчу тебя. В наш магазин охранник не требуется. По-старинке обходимся без него. Мы же живем в Вихляево, а не в вашем бандитском городе.
— Понятно, что не требуется, — сказал я. И живо представил себя в своем английском костюме и при галстуке, стоящим в местном магазине между бочкой с протухшей селедкой и тюками со списанной армейской формой. Одно слово — красота! Там мне и место. Правда, еще лучше не стоящим, а сидящим в том же наряде в самой бочке и зорко выглядывающим оттуда, приложив ладонь ко лбу козырьком и держа во второй руке свежий носовой платок. Чтоб вытирать мочки ушей, мокнущие иногда в селедочном рассоле. Доставляли бы неудобство только мои хлюпающие и соскальзывающие с ног итальянские ботинки.
— Да, Володя, ты знаешь, где работал твой дядя?
— Точно нет. Мне этого никто не говорил. Но по профессии, по-моему, он был зоотехником.
— Гм, было дело, — согласился Марек. — Но мало ли у кого какая профессия? Это имело значение прежде — при развитом социализме. В последнее же время Виктор работал сторожем на свалке.
— Что ж, вероятно, сторожить и охранять наше семейное призвание, — заметил я.
— Очень возможно. Твой дядя был хватким и смекалистым мужиком. Важной фигурой в поселке и на мусорном полигоне. В общем, человеком авторитетным. Я его уважал и был многим, чем ему обязан. Поэтому я сразу отнеся к тебе по-доброму. По-отечески. Ты ж его родной племянник. Между нами, у Виктора осталось здесь немало должников, — понизив голос до шепота, произнес Марек.
— Как любопытно! Давай расскажи подробнее, — попросил я и приложил ладонь к уху.
— Как-нибудь в следующий раз. На трезвую голову. К тому же все подробности мне неизвестны, — мягко уклонился он от ответа. — Но, запомни, работу у нас можно найти на одной лишь свалке. За нее ты там получишь не пустые обещания, а живые деньги. Короче, если надумаешь, то обращайся ко мне. Помогу, как сумею.
— Представляю, Марек, что это за работа. Наверняка сбор цветных металлов, пустых бутылок и пузырьков, бумаги и тряпья. Ну, еще костей для варки мыла.
— Примерно, Володя, примерно. Но ради этого люди приезжают к нам, черт знает откуда. Даже из самой столицы. Даже из ближнего зарубежья. У тебя же перед ними огромное преимущество. Ты живешь недалеко от полигона в теплой и уютной квартире.
— И с тобой по-соседству, — добавил я.
— Да, и со мной по-соседству. Но не считай, пожалуйста, что туда можно просто так придти и начать работать. Для этого необходима рекомендация. Без нее тебе там не позволят ничем заниматься. При худшем раскладе могут вообще убить.
— Хорошо, договорились. Если я туда соберусь, то обращусь за рекомендацией к тебе, — заверил я Марека. Но про себя я принял твердое решение, что не пойду работать на свалку ни при каких обстоятельствах. Ну, если только в самом крайнем случае.
Глава пятая
Всю следующую неделю я редко выходил из дома. Только ради того, чтобы подышать воздухом ранней весны и размять затекшие ноги. Купить в магазине не слишком просроченные продукты и узнать от продавщицы Юли свежие поселковые новости. Все остальное время я занимался наведением порядка в дядиной квартире и приданием ей приличного жилого вида.
Я мыл полы и стены. Устанавливал покрепче унитаз в туалете и раковину в ванной. Прочищал водопроводные трубы. Клеил новые обои в комнатах и прихожей. Подкрашивал белой эмалью оконные рамы и подоконники. Уничтожал заросли паутины по углам потолка. Пылесосил ковры и мягкую мебель. Расставлял по своим местам разбросанные повсюду вещи и предметы.
К вечеру я так уставал, что не хватало сил даже смотреть телевизор.
Ночами, однако, спалось мне скверно.
Хотя, в отличие от Москвы, здесь ничто не мешало. В окна не проникал свет от уличных фонарей. Не ревела сигнализация у какого-нибудь автомобиля, оставленного возле дома. В поселке стояла мертвая звенящая тишина.
Но я долго ворочался и полночи не смыкал глаз. В голову приходили самые разнообразные мысли.
Ну, скажем, почему мне в юности так надоело в моем родном городке? Почему я так стремился из него уехать? В моем городке было, в общем-то, неплохо. Там были развлечения. Например, сначала выпивка, затем дискотека и драка. Или сначала дискотека, затем драка и выпивка. Или сначала драка, затем выпивка и дискотека. Словом, существовали варианты. Я же предпочел поступить в военное училище.
Но почему мне тогда захотелось уйти с военной службы?
Ответ был прост: не хватало свободы.
Иногда мне надоедало лежать без сна. Я вставал с постели и, осторожно ступая босыми ногами по холодному полу, подходил к окну.
За стеклом, в кромешной темноте, нельзя было ничего разглядеть. Только где-то вдали, на необъятных просторах мусорного полигона, казалось, блуждали слабые огоньки. Они завораживали и манили. Они притягивали к себе. Хотелось немедленно отправиться на их поиски. Но я понимал всю несуразность этого поступка. Зачем сдались мне эти огоньки на городской свалке?
Я любил утро. Утром исчезали все мои беспричинные страхи и тревожные мысли. Но главное — я мог видеть, как занимается заря и восходит солнце. Не мешал, как в городе, густой лес многоэтажных зданий.
Правда, восход этот происходил над мусорным полигоном.
Была пятница. Стояла прекрасная погода. Солнечная и безветренная. Мое настроение соответствовало погоде. Сегодня я принял историческое решение, что пора было прекращать наводить порядок в квартире. Для некоторых людей благоустройство собственного жилища превращается в настоящую манию. Я не желал им уподобляться. Возможно, что по причине своей природной лени.
Итак, приняв это решение, я отправился в магазин за покупками. Следовало достойно отметить этот собственный праздник.
Рядом с магазином, едва ли не преграждая в него вход, стоял замызганный и скверно пахнущий «КамАЗ». В кабине на водительском месте скучал скуластый парень, в засаленном ватнике и серой кепке набекрень. Он поочередно ковырял мизинцем то в ухе, то в носу. Затем пристально разглядывал то, что прилипало к его пальцу. Увиденное, натурально, повергало его в глубокое и тягостное раздумье.
Неожиданно водитель открыл дверцу и принялся переругиваться с тетками, торговавшими по-соседству, на площади.
Слушать их перепалку у меня не было ни малейшей охоты. Я вошел в магазин и поздоровался бодрым голосом с теми, кто в нем находился.
Юля плавно повела головой и в знак приветствия помахала ладошкой. Длинный прыщавый мужик в другом конце помещения, обернувшись, издал негромкий звук, наподобие утиного кряка. Наверное, в преддверии начала посевного сезона он, сидя на корточках, изучал внешнее и внутреннее устройство культиватора.
— У меня сегодня как Первое Мая, — сообщил я рыжеволосой продавщице за прилавком. — Но я тебя к себе не приглашаю. Знаю, что ты занята.