— Ну, хотя бы попробовал для приличия.
— Договорились, попробую на Второе Мая.
— Э-э, долго ждать. Я состарюсь. Но интересно, что у тебя за праздник? — спросила Юля.
— Эпохальный. Не побоюсь этого слова. Я, наконец, навел порядок в дядиной квартире. Придал ей мало-мальски терпимый вид.
— Поздравляю. Но, учти, что в гости я к тебе не напрашиваюсь.
— Мне же спокойнее. Можешь натоптать там, наследить. Но чем ты собираешься порадовать мой истощенный организм?
— Голландским сыром, мороженой свининой и развесными оливками, — хмыкнув, ответила она.
— Беру, заверните.
— Обязательно. Чем теперь думаешь заняться? — спросила Юля, вылавливая черпаком из открытой банки оливки.
— Чем я буду заниматься? Прежде всего, мне надо съездить в райцентр. Поторопить там чиновников с оформлением пенсии. Потом хочу наведаться в Москву. Кстати, что тебе оттуда привести?
— Да привези что угодно. Лишь бы было красиво и дорого, — сказала она.
Я улыбнулся. Чего греха таить, Юля мне нравилась. Хотя, с другой стороны, нравиться покупателям была составная часть ее профессии. Как вообще без этого заниматься торговлей? Прогоришь!
— Слушай, а куда у вас обычно кавалеры приглашают дам? — поинтересовался я.
— Володя, все забывала спросить, сколько тебе лет?
— Намек понял. Но не волнуйся, недоразумений не возникнет. Школу я уже окончил.
— Долго же ты ее кончал.
— Обижаешь, Юля. Была не только школа. Был еще детский сад и кружок танцев.
— Это меняет дело. А серьезно?
— Тридцать один. Так куда приглашают у вас кавалеры дам? — повторил я свой вопрос.
— Смотря для чего.
— Ну, скажем, для чисто человеческого общения.
— Зимой у нас тут замирает вся жизнь. Замирает даже чисто человеческое общение, — вздохнула она. — Был раньше клуб. Да и тот закрыли.
— Что ж, досадно. Придется нам с тобой и впрямь ждать майских праздников.
Я простился с Юлей и вышел с покупками из магазина. Когда я выходил, прыщавый мужик, оторвавшись от изучения культиватора, проводил меня долгим пристальным взглядом. Чему, собственно, я не удивился. Здесь было вообще принято внимательно, словно носителя опасного инфекционного вируса, рассматривать всех незнакомых людей.
Дома у меня внезапно разболелась голова. Как молоточком, застучало изнутри в висках. Загудело в ушах. Зарябило в глазах. Пришлось принять сразу несколько таблеток, прописанных в больнице моим лечащим врачом. Ничего не поделаешь. Продолжал сказываться все-таки удар бейсбольной битой по моей голове.
Вскоре мне стало лучше. Головная боль почти прекратилась. Пора было приниматься за приготовление праздничного обеда.
Я собирался приготовить солянку по-грузински, латвийский курземес строганов с отварным картофелем и украинский извар из сушеных фруктов. Рецепты их были в кулинарной книге, обнаруженной в дядиной библиотеке. Все необходимые продукты у меня имелись. На неделе я купил у тетки Ульяны, матери Юли, много разных овощей и солений. И, честно сказать, последние дни я в основном всем этим и питался. Хотелось надеяться, что она их вырастила на своем огороде, а не нашла на городской свалке.
Когда я вертелся у плиты, почему-то вспомнил о Ленине. Точнее, об его знаменитых словах, что каждая кухарка, после революции, сможет у нас управлять государством. Любопытно, а умел ли он сам готовить? Очень сомневаюсь. Причина — огромная занятость вождя мирового пролетариата. Публичные выступления и написание научных трудов отнимали все его силы и время. Впрочем, стоп. Как же тогда он жил летом 17 года в шалаше в Разливе? Не носили же ему товарищи по партии, нарушая законы конспирации, в судках комплексные обеды? Значит, варганил все-таки себе на костре какую-никакую похлебку. Именно там, в Разливе, и вызрел его опыт управления страной.
Получается, все наши беды проистекали от того, что наши правители плохо готовили или вообще не умели готовить. Неплохая мысль. Нужно будет ее запомнить.
Дверной звонок загремел так, как упавшая на пол пустая кастрюля. Моя промашка. Во время ремонта следовало бы сменить его на другой звонок — более тихий и мелодичный.
На пороге стоял длинный прыщавый мужик. Тот самый, что в магазине, сидя на корточках, изучал культиватор. У него были неприятные мутные глаза с черными крапинками, которыми он оценивающе смотрел на меня.
— Очнись, приятель. Чего надо? — спросил я, прерывая затянувшуюся паузу. От мужика исходила явная угроза. Нет, это был вовсе не обычный скромный поселянин.
— Так чего надо? — снова спросил я.
— Аппетитно у тебя пахнет. По-моему, ты чудесно здесь устроился, — с усмешкой произнес он.
— Но тебе-то что за дело?
— Дело как раз есть. Меня зовут Геннадий, — представился мужик. — А ты, выходит, родственник Головы?
— Какой такой «головы»?
— Не слишком ты сообразительный малый, Вова. Я говорю про твоего умершего дядю. Про Виктора Бугримова.
— Сразу бы так и сказал. А то «голову» какую-то приплел. Да, я его племянник. Таиться от народа мне нечего, — огрызнулся я.
— Прекрасно, племянник. Ты-то нам и нужен. Твой дядя был нам должен.
— Кому это нам?
— Своим коллегам по работе.
— Сочувствую лично тебе и другим его коллегам. Но мне не ясно, причем тут я?
— Очень даже причем, — с нажимом произнес он. — За покойного Виктора придется расплачиваться тебе. Ведь именно ты получил все его добро.
— Что с того?
— А вот что. Ты, Вова, должен заплатить нам десять тысяч баксов.
— Сколько-сколько? — переспросил я, подумав, что ослышался.
— Повторяю: ты должен заплатить нам десять тысяч баксов. Я прошу еще по самой нижней планке и без процентов. Я учитываю то, что ты инвалид и тебе требуется усиленное питание.
— Да ты рехнулся, мужик! Как у тебя с головой?! Откуда ты берешь такие цифры! Все дядино добро вместе с квартирой стоит намного меньше, — возмутившись, заметил я.
— Ну, предположим, не меньше, — возразил мужик. — Ничего, Вова. Наскребешь где-нибудь, не маленький. Советую, пораскинь лучше мозгами.
— А у вас есть его долговая расписка?
— Какая к шутам долговая расписка? Я приду к тебе за деньгами ровно через неделю. Ты давай уж, не заставляй нас прибегать к крайним мерам. Мы этого не любим, — произнес он, развернулся и разболтанной походкой направился к лестнице.
Я был в полном замешательстве. Не найдя мужику слов для достойного ответа, я продолжал стоять истуканом в дверном проеме.
Шутка ли сказать — десять тысяч долларов. Я не обладал такими деньгами. Но если бы и обладал, то с какой стати должен был платить за своего дядю? Эдак любой прохвост с улицы может потребовать с меня деньги. Дескать, ему задолжал покойный Виктор.
К действительности меня вернул грохот отъезжающего от дома самосвала. Вероятно, мой визитер использовал его в качестве такси. Что ж, самый подходящий транспорт для наших весенних дорог. За исключением боевой машины пехоты.
Нет, но хороши бывшие коллеги моего дяди!
За разъяснениями я решил обратиться к Мареку. Наверняка он, как сторожил, был в курсе всего происходившего в поселке.
Мой сосед долго не открывал дверь. Когда же, наконец, ее открыл, то выглядел бледным, напряженным и испуганным.
— Это ты, Володя? Ну, здравствуй. Извини, я слышал звонки. Но не отпирал, потому что был занят. Гнал самогон, — сказал он. Теперь стало понято, почему обычно бдительный и любопытный Марек не выглянул из своей квартиры на наш разговор с мужиком.
После нескольких незначительных фраз, я пригласил его к себе на праздничный обед.
Но обед, мягко говоря, у меня не получился. Что-то я недосолил, что-то — пересолил. Курземес строганов подгорел. Картофель разварился. Извар наполовину выкипел из кастрюли.
Нет, легче и проще было питаться полуфабрикатами!