Показалась хотя бы Лариска. Есть же у нее, помимо розового пальто с воротником чернобуркой, какая-нибудь соблазнительная юбка. Не отравляется же местная львица весной или летом в райцентр, а то и в Москву, в ватных штанах?
Но, как говорится, нет худа без добра. Зато ничто не должно было — в частности, девушки — отвлечь меня от моих мыслей о Мареке. Конкретно о том, может ли он быть замешан в похищении Шуры? Не мог ли он, скажем, навести на нее похитителей? Ведь ему было отлично известно обо всех делах и начинаниях дяди Виктора. Как другу и соседу. Впрочем, маловероятно. Марек по натуре своей не преступник. За исключением подпольной торговли самогона, он вполне законопослушный гражданин.
Так-то оно так. Но у Марека была горячо им любимая дочь. Вика же особа честолюбивая. Судя хотя бы потому, с какой радостью она покинула родной поселок и как страстно желала добиться успеха в жизни. Для чего, к примеру, встречалась с Гариком, который, по сути, был ей глубоко безразличен. Но который обещал сделать хорошую карьеру.
Однако использовать для достижения намеченной цели свои внешние данные — одно. Совершить ради этого преступление — совсем другое. Нет, не было у Вики достаточно веской мотивации. Да и зачем ей так рисковать, ставя на карту всю свою дальнейшую жизнь? Поэтому, скорее всего, Марек и Вика не имеют к похищению Шуры никакого отношения.
Придя к такому заключению, я решил поговорить с еще одним человеком из лиц, возможно, причастных к этому преступлению. А именно — с Пахомом Максимычем. Не то, что бы я сильно его подозревал. Но он был заметной фигурой в поселке. Не повредило бы выяснить, чем он сейчас занимается и как себя чувствует.
В здании поселковой администрации Пахом Максимыч занимал комнату на первом этаже. Комната именовалась кабинетом N 5. На полу в ней был расстелен потертый ковер багровых тонов. На стене, сбоку от окна, висел дешевый портрет президента. На двух других стенах — пожелтевшие почетные грамоты о победах в социалистическом соревновании. В дальнем конце стоял книжными шкаф, заставленный запыленными спортивными кубками и прочими наградами.
Сам Пахом Максимыч сидел за письменным столом. Его рабочее место украшали отдельные части компьютера, среди которых не хватало процессора. Естественно, что компьютер находился в нерабочем состоянии. Но, по мнению хозяина кабинета, для придания солидности он вполне годился.
Я подождал, пока заместитель главы администрации обратит на меня внимание, и вежливо поздоровался:
— Мое почтение, уважаемый Пахом Максимыч!
— Взаимно, Володя! Взаимно! — ответил он. Приподнялся со стула, пожал через стол мою руку и тотчас гневно хлопнул ладонью по развернутой газете, лежащей перед ним. — Ну, что скажешь?! По-моему, этот Хавьер Солана ведет откровенно антироссийскую политику! Читал его последнее выступление на Совете Европы?
— Не успел.
— Что же, получается? Ты не следишь за международным положением? За внешней политикой нашей страны? Скверно! Это тебе жирный минус!
— Я исправлюсь.
— Верю! Иначе и мхом недолго обрасти! Свежую прессу необходимо читать каждый день. Нет, но каков гусь! Я о Солане. Обнаглел до предела! Непонятно, почему наши власти терпят эту его клевету? — возмущенно произнес Пахом Максимыч. — Нет, скажи мне, почему они все к нам цепляются?! Почему не оставят нас в покое?! Змеюки!
— Точно, змеюки, — подтвердил я.
— Ну да ладно. Бог им судья. Чего пришел-то? Опять возникли проблемы на коммунальном фронте?
— На коммунальном фронте, к счастью, нет. Судьба пока миловала. Трубы не протекают. Газ подают. Электричество не отключают. Я заглянул, чтоб просто поздороваться.
— Поздоровались уж, Володя. Что дальше? — спросил Пахом Максимыч.
Но если бы я сам знал, что дальше?! У меня не было никакого плана. Я даже не представлял, о чем буду с ним разговаривать. Вся надежда была на экспромт.
— Как жизнь? — поинтересовался я.
— Движется, и движется целиком в трудовом ритме.
— Как самочувствие?
— Благодарю, не кашляю. Чего и всем желаю. Ну, что у тебя там наболело?
Замявшись, я посмотрел через его голову в окно. На глубокое, бездонное небо и на голубую ель под окном, освещенную косыми лучами солнца. Потом мой взгляд упал на единственный ровный в поселке участок дороги, что вел к зданию администрации. И возникшую на нем еще одну «девушку» из числа местных — дворничиху Земфиру, немолодую женщину восточной внешности, которая вдохновенно орудовала метлой.
— Не стесняйся, дорогой, говори, А то мне некогда, — поторопил Пахом Максимыч. — Наступила весна, и работы с ней на нас свалилось непочатый край. Мозги прямо закипают. Поэтому давай не тяни. Я тебя внимательно слушаю.
— Задумка у меня, Пахом Максимыч, следующая. Я хотел бы поставить в нашем поселке игровой аппарат. Желательно в центре. В районе автобусной остановки. Или, на худой конец, около магазина на улице Парижских коммунаров.
— Гора родила мышь, называется, — не скрывая разочарования, произнес он. — Поставь, сделай одолжение. Законом не запрещено. С нашей стороны, обещаю, что преград мы чинить не будем. Разворачивайся. Только ты в районе зарегистрируй все надлежащим образом. Чтоб не было после нареканий от контролирующих органов. И занимайся на здоровье своим мелким бизнесом.
— Значит, ты не возражаешь?
— Нет. Зачем мне возражать? Я политику правительства понимаю правильно. Но нам здесь, на местах, от твоего бизнеса ни тепло, ни холодно. Все твои налоги будут утекать неизвестно куда. В Кремль, наверное, — сказал Пахом Максимыч и, помедлив, добавил: — Эх, нужно было бы тебе придти ко мне домой как-нибудь вечерком. Посидели бы за рюмкой чая и обсудили бы все по-людски. Потому как, я полагаю, у тебя могут появиться определенные сложности с одним человеком.
— И с кем же?
— Да с Генкой Кривоносом.
— Причем тут он? — удивился я.
— Ты, Володя, будто несмышленое дитя, — укоризненно заметил он. — Господин Кривонос контролирует в нашем поселке всю частную предпринимательскую деятельность. Негласно, конечно. А как до меня дошло, ты с Генкой в раздоре. Вроде бы даже на ножах. Поэтому поставить игровой аппарат ты можешь. В любой момент. Но получишь ли от него прибыль? Большой вопрос. Вероятнее всего, через день-другой его сломают. Или украдут.
— Что ж, ясно, Пахом Максимыч. Спасибо за науку, — протянул я. Несмотря на то, что никакого игрового аппарата у меня и в помине не было, мне стало жалко его чуть ли не до слез. Вот проклятый Генка! Вечно он лезет со своими палками в мои колеса!
— В общем, договорись прежде с Кривоносом. А потом уж открывай хоть салон игровых аппаратов. Хоть бордель со стриптизом.
— Здесь как раз есть, кому этим заняться.
— Понял твою иронию. Молодежи, действительно, у нас не хватает. Но решишь как-нибудь эту проблему, — усмехнулся он. — Только по мне, вложил бы ты лучше собственные капиталы в сектор реального производства. В промышленное предприятие, а не в игорную индустрию. Вдохнул бы, тем самым, новую жизнь в наш поселок.
— Я подумаю.
— Давай подумай, Володя. Иначе что? Смешно сказать, человек твоего масштаба тратится на мелочи. На один несчастный игровой аппарат. Нам всем пользы от него будет, как от козла молока.
— Это пока лишь пробный шар, — ответил я, едва не добавив, что у меня и на один-то игровой аппарат нет денег. Не говоря уж о борделе со стриптизом. Таков был мой нынешний масштаб!
— Попробуй, запусти.
— Кстати, Пахом Максимыч, вопрос. Почему у тебя на столе стоит неполный компьютер? — поинтересовался я.