И это был нечестный человек? Ну, если людям уж такое непонятно, что же они вообще способны понять?
И мсье Гир, поникший, опустошенный, машинально уложил сорок два пакета, со всеми ярлычками и формулярами, требующимися для почтовых отправлений.
***
Когда он вернулся домой в 7 часов 10 минут, консьержка, завидев его, поспешила из коридора в привратницкую, не поклонившись мсье Гиру. Мальчонка, поднимавшийся впереди него по лестнице, пустился бегом и забарабанил кулаками в дверь родительской квартиры.
Мсье Гир разжег печку, завел будильник и проделал все обычные дела в обычном порядке. Пока закипала вода для кофе, он накрыл на стол, подобрал крошки, еще вчера просыпавшиеся на пол, нашел даже старый гвоздь, чтобы выковырять с его помощью грязь, забившуюся в щели паркета. До него доносились все те же привычные звуки, к ним добавился шум дождя, гремевшего в водосточной трубе у самого окна. Ребенок этажом выше, должно быть, заболел, потому что приходил врач, на площадке и даже на лестнице о чем-то шептались - видимо, отец добивался от врача, чтобы тот сказал ему правду, и бежал за ним до самого низа.
Мсье Гир вымыл посуду и протер два ножа наждачной бумагой. Десять раз прошел мимо умывальника. Десять раз с подозрением оглядел себя в зеркале, то улыбаясь, чтобы разобраться, что у него за улыбка, то сурово глядя в пространство.
Наконец он уселся, устав до такой степени, будто целый день играл в кегли. Но на месте ему тоже не сиделось, и он открыл шкаф, вытащил оттуда коробку из-под обуви, поставил ее на стол и высыпал из нее все содержимое.
А были там старые бумаги, старые фотографии и в бумажнике, стянутом красной резинкой, боны казначейства.
В дверь постучали. Женский голос сказал:
- Это я!
Она только что кончила уборку у хозяев, и руки ее были еще красными и влажными.
- Можно к вам заглянуть?
Она накинула пальто на плечи, чтобы перебежать через двор, а теперь сбросила его на стул.
- Опять они к вам приставали сегодня?
Она держалась просто и дружелюбно. Подойдя к столу, она увидела фотографии, взяла одну из них, потом подняла на него глаза.
- Это что такое?
- Мой класс, в городской школе.
- А где же вы тут?
Пятьдесят учеников сидели на четырех рядах скамеек, в окружении зеленых растений. Все были принаряжены, одни держались прямо, задрав подбородок, другие - наоборот, вяло глядели в аппарат, словно побаивались его.
- Вот я. - Мсье Гир ткнул пальцем.
Она растерялась.
- Это вы?
У Алисы вырвался нервный смешок, когда она сравнила снимок с мсье Гиром.
- Сколько же вам тут лет?
- Одиннадцать.
Одиннадцать лет! И он уже не мальчишка! Но и не мужчина! Его мгновенно можно было отличить от всех остальных на этом снимке.
Невысокий, он был таким жирным, что ничего детского в нем не оставалось. Громадные, чуть кривоватые голые икры, толстые колени. У него был двойной подбородок, а глаза на одутловатом лице печально смотрели в одну точку.
Невозможно представить, что он играл с мальчишками во дворе или на школьной площадке, невозможно вообще было подумать, что у него с остальными есть хоть что-то общее, - это был уже старичок, серьезный и одышливый.
- В общем-то, вы с тех пор похудели.
И действительно, мсье Гир, став взрослым, приобрел нормальный объем, и с фотографией его роднила только такая странная мягкость тела, такие подозрительно округлые формы, такие четко очерченные Тубы на расплывшемся лице.
- Вы что, болели?
- Нет. Я это от матери унаследовал. Он не смотрел на служанку. В зеркало тоже больше не смотрел. Два раза протягивал руку, чтобы забрать снимок.
- У вас еще другие есть?
Да, у него были другие, но он их спрятал, торопливо сунув в конверт, и на столе остался только бумажник, стянутый резинкой. Совсем близко от себя он увидел рыжий затылок Алисы и внезапно произнес:
- Я все продумал. Есть только один выход: хотите уехать со мной?
Она медленно повернулась к нему и молча, растерянно смотрела на него. А он дрожащими пальцами сорвал резинку, раскрыл бумажник и разложил на столе казначейские боны.
- Их тут на сумму восемнадцать тысяч франков. Да я и дальше буду зарабатывать...
Это получилось у него так просто, так неожиданно, что он и сам был ошеломлен, - ведь то была самая поразительная минута в его жизни, высшая ее точка. И что же - ни торжественности, ни взволнованности.
Алиса уселась на краешек стола и положила ему руки на плечи.
- Бедненький мой!
- Что?
- Да ничего. Я-то очень даже хотела бы. Не так уж тут мне весело живется. Но...
- Но?..
- Да все!
Она прошлась по комнате, переставила будильник на другое место.
- Во-первых, Эмиль не даст нам уехать. Или в конце концов непременно нас найдет. И ведь не побоится...
- Об этом я подумал. Нам его нечего опасаться. Она широко раскрыла глаза и застыла в ожидании объяснения. И мсье Гир, укладывая боны в бумажник, заговорил не очень-то уверенно:
- Допустим, мы уедем в Швейцарию, каждый сам по себе. А когда окажемся по ту сторону границы, дадим телеграмму.
- В полицию? - закричала она, вскочив с места. А он совершенно спокойно продолжал:
- Да. И его арестуют. А мы, после суда над ним, вернемся обратно и...
Алиса едва сдерживала ярость. Она уставилась в пол, пытаясь справиться с дыханием. Она видела комнатные туфли мсье Гира и края его брюк. Дважды сглотнула и наконец сумела поднять голову и улыбнуться.
- Да не знаю еще... - пробормотала она, едва разжимая губы.
- Это единственный выход. Я все продумал. Теперь и вы тоже подумайте.
Он шагнул к ней ближе и взял ее руку в свои горячие и влажные ладони.
- Вы мне верите? Мне кажется, что вы будете счастливы со мной.
Она не могла произнести ни слова. Ее рука, будто омертвев, свисала с плеча, глаза раскрылись во всю ширь.
- Мы смогли бы поселиться в деревне... Его пальцы ползли по ее голой руке, подобрались к сгибу локтя. Он всем телом приблизился к ней.
- Подумайте до завтра...
Внезапно он прижался щекой к ее плечу. Она видела в зеркале его отражение, закрытые глаза, легкую улыбку на приоткрывшихся губах.
- Не говорите сразу "нет"!
Самой горячей долькой щеки, на которой пылал розовый румянец, он прильнул к плечу Алисы.
Глава 8
Служанка раздевалась, повторяя все те же движения, привычные, как некий торжественный обряд, и постепенно обнажаясь, чтобы потом внезапно скрыться под наброшенной белой ночной рубашкой, - раздевалась, в то же время упорно отворачивая лицо от невидимых глаз трех листов серой бумаги. Она могла сколько угодно показывать и груди, и зад. Могла прижиматься к мсье Гиру животом и ляжками, и плоть ее не воспротивилась бы, если бы он ответил на ее призыв, а не зажмурился от умиления.
Она не хотела, чтобы он видел сейчас ее лицо, ибо лицо это было угрюмым и озабоченным.
Надев рубашку, она потушила лампу и на мгновение легла в постель - и свет в доме напротив, в свою очередь, погас. Она так напряженно размышляла, что ей казалось, будто голову стянуло стальной лентой.