Четыре пушки по левому борту, и четыре – по правому. Да еще одна затейливая маленькая пушечка на корме. Сама же корма большая – на ней даже помещается надстроенное помещение вроде маленького домика с оконцами в частом переплете.
На поморских кочах поверх палубы ничего не строили: товары, инструмент и сами люди находились внизу – в специально разгороженных помещениях. Но ведь этот корабль и больше самого большого коча раза в четыре…
– Иди туда, – толкнул Степана в спину сопровождающий. Они шли по палубе как раз в сторону кормового помещения, привлекшего внимание помора.
Шли – сильно сказано. Все трое передвигались по палубе, хватаясь руками за парусные канаты – иначе их бы смело.
После духоты и зловония в кубрике Степан с наслаждением глотал свежий воздух и с каждым вздохом ощущал, как новые силы вливаются в него. Наверное, то же самое чувствует птица, выпущенная из тесной клетки на привычный простор…
Судно шло фордевинд – полным ветром, и ветер во всю силу, на какую он способен в открытом море, дул в паруса со стороны кормы. От порывов ветра корма даже несколько приподнималась, будто подскакивала, подгоняемая ветром, а нос корабля зарывался в волны.
У огромного деревянного руля стоял привязанный к нему кушаком рулевой. Он держал руль, но не крутил его – в этом не было необходимости: корабль двигался намеченным курсом, и нужно было только следить, чтоб не сбиться с него.
– Заходи, – с этими словами Степана втолкнули в приоткрывшуюся для этого дверь кормовой каюты.
Как сразу же выяснилось, это была каюта Хагена. Разбойничий капитан сидел на кровати с балдахином, занимавшей почти все небольшое пространство. Эта кровать, покрытая грязным бархатным покрывалом красного цвета и с красным же балдахином, украшенным кистями, выглядела чужеродной в захламленной каюте. Поверх покрывала валялись развернутая старая морская карта, подзорная труба и изготовленная из металла большая круглая астролябия.
В углах каюты все оставшееся свободным место занимали несколько сундучков, обитых железом, с висячими замками. На полу в ногах капитана стоял деревянный бочонок, из которого тот периодически наливал темное пиво себе в глиняную кружку.
Увидев Степана, Хаген недобро усмехнулся и тотчас же рявкнул что-то по-шведски. После нескольких повторений Степан догадался, чего хочет разбойник, и это привело его в ужас. Поняв, что пленник не собирается исполнять приказ, Хаген отдал приказание своим морякам, и те принялись молча сдирать со Степана одежду.
Сделать это было нелегко, потому что кафтан застегивался на множество пуговиц сверху донизу, а под ним была еще рубаха с несколькими завязками.
Испугавшись, что бесцеремонные пираты изорвут всю одежду, Степан, наконец, сдался и закричал, что разденется сам.
Он раздевался и сам не верил в происходящее. Зачем капитану это нужно? С какой стати раздевать пленника?
По тому, как Хаген смотрел на Василия и что сказал ему напоследок, Степан уже догадался об извращенных пристрастиях капитана. С этими вещами ему приходилось сталкиваться и раньше. Когда поморы уходили в дальнее плавание на Грумант или далеко на восток, вдоль сибирского берега, и промысел длился долго, кто-то не выдерживал отсутствия женщин. Между крепкими матерыми рыбаками и их более молодыми товарищами иной раз возникали отношения, о которых не принято распространяться. Но это никогда не было связано с насилием: просто в суровых условиях севера и при длительном полном отсутствии женщин люди тянулись друг к другу.
Конечно, все знали, что это – грех: священник в церкви иногда касался в проповеди этой темы, так что позорной слабости стыдились и избегали даже говорить о ней – разве только на исповеди…
Кроме того, Степан никогда не воспринимал себя в качестве объекта мужского вожделения. По опыту он знал, что людей типа Хагена интересуют юноши – тонкие, с нежной кожей – похожие на женщин. Но не Степан же! Он совсем не такой: во-первых, далеко не юноша, а во-вторых с его мускулатурой, с обветренным лицом бывалого помора, с первыми седыми волосками в бороде…
Оставшись обнаженным, он встал перед капитаном и сказал:
– Если ты дотронешься до меня, ты будешь мертв. Я убью тебя.
Лицо Степана в это мгновение было таким, что если Хаген не понял слов, то смысл он понял отлично. Однако, против ожиданий Степана, который уже был готов ко всему, вплоть до смерти, разбойник лишь презрительно засмеялся и покачал головой.
– Ты мне не нужен, – сказал он. – Камень. Отдай камень, где ты его прячешь?
– Какой камень?
Мысли Степана были настолько заняты другим, что сначала он даже не понял. Потом понял, и наступило облегчение – смерть в схватке откладывалась на некоторое время. Если бы капитан вдруг захотел обесчестить его, Степан стал бы драться и дрался бы до смерти – он внутренне уже был готов к этому.
Но если капитану нужен волшебный камень, то это облегчает положение.
– Ты знаешь, какой камень! – рявкнул Хаген, вскочив и становясь вплотную к пленнику. Из его рта доносилось нечистое дыхание вперемешку с кислым запахом пива.
– У меня нет никакого камня, – спокойно ответил Степан, закладывая руки за спину. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Они стояли напротив друг друга: коренастый Хаген с багровым лицом, с короткой, как у хряка, шеей, на коротких кривых ногах, и высокий обнаженный Степан, на голову выше своего владельца. Хотя нет, сам Степан никогда бы никого не признал своим владельцем!
– Я – стрелец русского царя, – сказал он. – Меня зовут Степан Кольцо, и я взят в плен в бою. – Он ткнул пальцем в грудь коротышки-капитана: – А ты кто такой? Это ты взял меня в плен? Нет, не ты? Тогда почему ты посадил меня на цепь и почему мной командуешь?
Хаген что-то сказал, и один из моряков, стоявших позади помора, ударил его кулаком в затылок. Ударил так сильно, что у Степана закружилась голова, и слезы выступили из глаз. Он пошатнулся, и тут на него обрушился второй удар – сбоку, в ухо.
«Сейчас я упаду, и меня станут бить ногами, – мелькнула отчаянная мысль. – Будут топтать ногами, как делают с пойманными на рынке ворами. Меня – Степана Кольцо! И кто будет топтать? Какие-то разбойники, по которым плачет топор палача или веревка!»
В одно мгновение он разогнулся и, развернувшись, ударил кулаком по лицу стоявшего позади матроса. Тот отлетел в сторону и ударился головой о низкую потолочную балку. Из носа у него пошла кровь.
В этот момент второй моряк выхватил из-за широкого кожаного пояса нож и попытался ударить им Степана в плечо. Но в каюте было тесно, он замешкался, а разъяренный помор, напротив, был подобен сжатой пружине – настолько стремительно он действовал.
Перехватив руку с ножом, Степан врезал матросику по морде. На этот раз он уже не сдерживал своей силы – ударил со всей мощи. Послышался хруст ломаемых передних зубов – теперь парень до конца жизни останется щербатым! Девушки будут смеяться над беззубым!
В Поморском крае парни часто дрались между собой – деревня на деревню, и старшие смотрели на кулачную потеху спокойно. Надо же юношам показать свое удальство! Но зубов и глаз старались не выбивать – не портить внешность. Кулачный бой – это не война, ведь дерутся соседи, которым предстоит вместе работать, или они женятся на сестрах друг друга…
Но здесь была не кулачная потеха! Моряки стали первыми бить Степана, да еще голого. А голый человек чувствует себя особенно незащищенным перед одетыми.
Рванув руку моряка, Степан заставил его выронить нож. После чего обернулся к Хагену, который бросился к своей кровати, на которой лежала сабля, и теперь лихорадочно дергавший ее, чтобы вытащить из ножен. Круглые глаза его были налиты яростью и страхом – сабля застряла в ножнах и не выдергивалась…
«Убить его? – подумал Степан – Легко!»
Он знал, что не остановится перед убийством любого из этих негодяев. Никаких сомнений у него не было, и рука бы не дрогнула. Но что делать дальше? На корабле полно вооруженных людей, и все они конечно же не робкого десятка. С двумя он справился, но как будет с остальными? А помощи ждать неоткуда: все потенциальные помощники сидят в цепях под палубой…