Поволок на мусорку третью партию хлама и нарвался на соседку из крайнего подъезда. Звали ее Юлия Федоровна, она присматривала за старухой, когда та уж и из дома выходить перестала. Она же и похоронила последнего родного человека Ильи, тот на похороны не приехал. Сказал, что в командировке, перекинул соседке деньги на карту и несколько дней ходил сам не свой. И совесть грызла, и, казалось, прочно забытые обиды и застарелая неприязнь к бабке вылезли со дна души. Отторжение было столь велико, что он не смог пересилить себя, хоть и считал полной сволочью, а все же не поехал. И вот вернулся почти через десять лет.
Федоровна обрадовалась ему, заторопилась навстречу. Она топала вперевалочку в обнимку с половиком и выбивалкой и аж раскраснелась.
— Вернулся? — выдохнула она. — А чего один? Жена где, дочка?
Илья старательно держал лицо и даже улыбался, а у самого перед глазами все поплыло.
— Мы расстались, — проговорил он через силу, — решили пока пожить отдельно. Света в Москве, а я здесь.
Федоровна сочувственно покачала головой, но больше с расспросами не лезла. Брела рядом и что-то там такое бормотала насчет дороговизны жизни, жаловалась на свои болячки и невнимательных врачей, что терпеть не могут стариков и норовят поскорее от них отделаться. Илья притворялся, что внимательно слушает, а сам думал, как будет коротать грядущую ночь. Снотворного не осталось, а в местной аптеке его послали куда подальше, отказавшись продавать таблетки без рецепта. Надо либо к врачу идти, либо снова всю ночь таращиться в потолок, прислушиваясь к каждому звуку из подъезда или с улицы. Потом отключиться на час или полтора и весь день ходить с больной головой. А вечером все повторится по новой.
У подъезда стояла «Тойота», золотистого цвета ржавый микроавтобус. Боковая дверь нараспашку, за рулем никого. Илья только собрался обойти машину по бортику, как из подъезда выскочили дети. Человек пять или шесть, разновозрастные, от самых мелких, что крутились под ногами у остальных, три девочки и мальчишки. Старшему из них на вид было лет десять, все нарядные, в белом, девчонки с косами, в платочках, они остановились у машины, обернулись на чей-то окрик. Следом за ними вышла женщина, невысокая, худая, аж прозрачная, с изможденным мятым лицом, в длинных белесых тряпках и платке поверх бесцветных волос. Она что-то строго сказала старшей девочке, та потупилась и отошла в сторонку. Мальчишки кинулись к женщине, та принялась приглаживать им волосы и поправлять одежду. Девочка взяла на руки самого младшего ребенка и принялась вытирать ему нос.
— Светлушки наши, — умильно протянула соседка, — так хорошо нам с ними, так светло, ну точно солнышки. Вот бы тебе такую жену найти, чтоб не бегала, а дома была, с детками…
Она умильно глядела на женщину, что возилась с детьми, и ласково им улыбалась. Из подъезда выбежал высокий поджарый мужик в светлой одежде. Густые темные волосы собраны в пучок на затылке, борода топорщится во все стороны, темные навыкате глаза бдительно зыркнули туда-сюда. Чуть задержались на Илье, мужик оглядел его мельком и спрыгнул через две ступеньки вниз. На руках он держал младенца, тот бессмысленно глядел в одну точку перед собой, из белоснежного конверта виднелась только пухлая розовая физиономия, наполовину закрытая пустышкой. Женщина бережно взяла младенца на руки, мужик прыгнул за руль. Женщина села в машину, дети по очереди забрались следом. Грохнула дверь, «Тойота», присев на задние колеса, взяла с места и покатила прочь.
— Кто это? — Илья глядел машине вслед.
— Леночка и Алеша Яковлевы и детки их, — пояснила соседка. — Такие славные все, добрые, ласковые. Своих семеро у них и приемных двое. В церковь поехали, праздник сегодня.
Илья попрощался с Федоровной и пошел к себе. Разложил свои вещи в пустом шкафу и принялся слоняться по квартире. Делать особо было нечего, основная часть хлама уже исчезла, с остатками предстояло разобраться. На выцветший паркет падали крупные желтые пятна — через ветки берез и кленов пробивалось солнце. Тучи разошлись, небо стало высоким и синим. Илья посмотрел на голубые пятна через немытое окно, на два шкафа со старьем, что еще предстояло вынести на помойку. Оставаться в темной затхлой конуре стало невыносимо, Илья оделся и вышел из дома. И направился через сквер, мимо забора вдоль железной дороги, куда глаза глядят. Обогнул старый особняк из красного кирпича и оказался на взгорке. Дорога тут расходилась надвое, справа виднелся парк со старыми липами и березами, а внизу под горкой блестели под солнцем пруды. Илья поглядел по сторонам и пошел вниз, где под горкой высилась колокольня, а за ней виднелись золотые купола храма.