— Что?.. Ты же знаешь, что нет.
— Но ты можешь этому научиться, так?
— Могу. Но я не понимаю, при чём здесь…
— Послушай, — перебил меня Олег со своей типичной серьёзностью. — Просто послушай, что я скажу. А потом уже будешь решать, как хочешь поступить. — Он вздохнул и, видя, что я действительно внимательно слушаю, продолжил: — Большинство людей способны на привязанности буквально с рождения. Находясь рядом с родителями, ребёнок привыкает к ним, воспринимает себя как неотъемлемую их часть, ну или наоборот, их как часть себя. Потом, в дальнейшем, он начинает понимать, что отдельная личность, но умение привязываться остаётся с ним на всю жизнь. Но что, если сломать этот механизм? Неважно, как — генетически или практически, когда у ребёнка нет родителей или они плохо исполняют свои обязанности? Такой человек растёт, не понимая, что это вообще — привязанность. И не поймёт, если его не научить этому. Увы, в отличие от младенцев, к которым любовь приходит с молоком матери, со взрослыми людьми приходится потрудиться. И не каждый хочет учиться. Именно об этом я и говорил, когда упоминал, что все случаи разные. Кого-то всё устраивает, а кто-то хочет научиться. Я — всегда хотел. Я пошёл к врачу сам, когда был ещё подростком, потому что решил изменить свою жизнь. И это кропотливая, сложная работа, Нина. Звучит, наверное, смешно, но мне действительно порой было колоссально трудно в том, что другие люди умеют с рождения.
— Ты говорил, что даже кота не заводишь, потому что опасаешься не привязаться к нему… — напомнила я Олегу: мне показалось, что я вижу противоречие в его объяснении. Если бы он хотел научиться привязываться, он бы завёл животное, разве нет?
— Опасаюсь, — подтвердил Олег, кивнув. — А ты на моём месте не опасалась бы? Но в итоге я же взял Бегемота. Не могу сказать, что чувствую к нему что-то особенное, возможно, ещё слишком мало времени прошло. Но я однозначно не хочу с ним расставаться и относить обратно в котокафе. Помнишь, мы говорили с тобой про любовь? Когда ехали на корпоратив.
— Помню.
— Я ещё спросил у тебя, что можно сделать критерием любви и привёл несколько примеров под твоё описание, когда очень хочется сказать, что никакой любви там нет. В общем, я тогда не договорил немного… Дело в том, что ты, рассуждая с точки зрения обычного — читай «психически нормального» — человека, упоминала то, что является для меня эмоциональной привязанностью. Да, тем, что у меня пока ещё плохо получается. Но я рассуждаю иначе, и для меня любовь — это выбор.
— Выбор? — повторила я почти бездумно, не понимая, о чём говорит Олег.
— Выбор, — кивнул он. — Скорее всего, звучит не очень романтично, но как есть. Начиная отношения с другим человеком, ты делаешь выбор в его пользу, учитываешь его интересы, мнение, недостатки и достоинства. Если ты знаешь, что этот человек не приемлет измены, ты не станешь изменять — потому что сделал выбор и не хочешь причинять ему боль. Даже если сам не видишь в подобном поведении ничего страшного. Если ты знаешь, что человеку нужна от тебя честность, равноправие и забота — ты будешь давать ему именно это, даже если тебе самому не нужна честность в таком же количестве. Понимаешь, о чём я говорю, Нина? Я, как и в случае с котом, хотел бы попробовать. Для меня пока что основа наших отношений — это мой выбор. Возможно, и я надеюсь на это, в результате появится что-то ещё. То, что я называю эмоциональной привязанностью.
— А если не появится? — выпалила я и вытерла ладонью повлажневшие глаза. Несмотря на то, что Олег сказал: «Звучит не очень романтично», я отчего-то растрогалась. Может, от тона его спокойного и серьёзного голоса? А может, из-за того, что романтичности я переела ещё с Максимом и Андреем, и «выбор» звучал для меня гораздо перспективнее.
— Я постараюсь, чтобы появилось, — ответил Олег, и я даже слегка улыбнулась. Ну разве можно такое обещать? Любовь же сама собой приходит, а не…
Впрочем, это ведь про «нормальных» людей, когда само собой. А что, если у Олега может быть только по-другому? Только вот так, когда сначала — выбор и рассудок, а потом уже сердце и душа.
— Мне нужно подумать, — прошептала я через пару минут напряжённого молчания. — Я не могу так сразу… Это сложно.
— Я понимаю. Конечно, думай. Я даже могу тебя не тревожить некоторое время, сам со всей работой справлюсь, а ты отдохни. Позвонишь, когда примешь какое-то решение. Договорились?
— Да, — я вздохнула. — Договорились.
81
Олег
После разговора с Ниной при понимании, что сделал всё возможное, у Бестужева осталось ощущение внутренней опустошённости. И только ближе к вечеру, пробив наконец собственный ступор и написав несколько страниц пусть и сырого, но текста, Олег осознал, что это за опустошённость.