– Что?.. – Ксения побледнела и прищурилась. Копившаяся в ней буря эмоций готова была, наконец, обрести плоть.
– Что слышали, лейтенант. Уже весь корабль знает, какую вы птичку урвали, ставки делают, когда вы к нему в каюту переберётесь!
– Кто позволил вам упоминать имя капитана в подобном разговоре? – отчеканила Ксения.
– Тот, кто поставил его имя под вопрос.
– Ответите ли вы за своим слова?
– Так! – на ноги тут же поднялся командир звена. – Прекратить! Что за ерунда?
– Отвечу. С десяти шагов. Хоть сейчас.
– Вы в своём ли уме, господа? Мы не на балу, это дальний полёт, будет ещё в кого пострелять.
– Без врачей. Я готова.
– Лейтенант Троекурова! Астафьев пьян, хоть вы-то будьте умней! В одном полку так не решают ссор!
– Как верно заметил Астафьев, это не мой полк.
– Вот оно как… – командир звена набычился и замолк.
– Ермин прав, – вмешался ещё один поручик, стоявший по другую сторону от Ксении. – Вышел не слишком удачный разговор. Пожмите друг другу руки и забудьте спор.
– Я не могу взять слов назад, – отрезал Астафьев.
– Как и я, – подтвердила Ксении.
Поручик закатил глаза.
– Так! Так деритесь до первой крови. Мы сделаем круг и сабли дадим.
– Исключено, – сказала Ксении.
– На корабле никто не будет стрелять! – перекрыл голоса говоривших голос командира звена. – Вы согласны, что это разумно, лейтенант?
Ксения покосилась на него и поджала губы.
– Пожалуй, что так.
– А вы, поручик?
Астафьев так же искоса посмотрел на него.
– Хорошо. Но раз так, лейтенанту больше не стоит сюда приходить.
– Не волнуйтесь, не нарушу ваш покой.
Ксения оттолкнула гитару и направилась к выходу, чувствуя, что вот-вот окончательно потеряет над собой контроль.
«Проклятый Орлов, – думала она, возвращаясь в каюту и срывая с себя мундир. – Как же я его ненавижу».
Впрочем, уже к следующему утру ненависть её прошла. Она снова вспомнила о цветке, который остался на столе, и теперь уже думала о том, что смену ей будет сдавать не Орлов, и, значит, рисунок может увидеть и кто-то другой.
Ксения не могла успокоиться всё время, пока пила утренний чай, а затем, когда чашка была уже почти пуста, её размышления прервал стук в дверь.
Ксения поднялась и тут же подошла к двери – по другую сторону стоял Орлов.
– Вы забыли вчера, – он держал в вытянутой руке блокнот. Ксения мгновенно покраснела, – и напрасно вы встали так рано, до вашей смены ещё восемь часов.
– Я… хотела немного полетать, – Ксения прокашлялась, голос снова отказывал ей.
– Лучше бы вам отдохнуть. У вас красные глаза.
– Ничего. Я всегда мало сплю.
Ксения закусила губу и приподняла взгляд, невольно думая о том, видел ли Орлов то, что она оставила ему, и если видел, то почему ничего не говорит? «Вряд ли он вёл бы себя так, если бы знал,» – тут же остудила собственный пыл Ксения.
– Я пойду, – тем временем сказал капитан, – я бы всё же рекомендовал вам отдохнуть.
– Да, капитан.
Дверь закрылась, а Ксения осталась стоять, сжимая блокнот в руках. Она боялась открыть его, и если бы тот не содержал записи, необходимые не только ей, попросту отправила бы его в измельчитель мусора, чтобы не смущать себя.
Наконец, вздохнув, она всё-таки приоткрыла блокнот – будто для того, чтобы проверить, не приснился ли ей давешний цветок. Цветок не был сном. И на соседней странице красовался другой, выведенный несколькими точными движениями – Ксения как наяву представила, как тонкие пальцы капитана небрежно чертят его. С одной страницы на другую перебегала изогнутая, как крылья космического Ветра, веточка плюща.
*Канцлер Ги. Баллада
ГЛАВА 10
Какое-то время Ксении молча стояла, глядя на пересекающую бумагу извилистую линию и пытаясь осознать, как следует её понимать. О ком пытался сказать ей Орлов, она не знала, но мысль о том, что граф может быть так смертельно предан кому-то ещё, сводила её с ума. Затем она ударила кулаком по столу, пытаясь собрать и себя саму, словно пальцы, в кулак. Что делать теперь – она не знала. Мгновенно исчезло всякое желание идти на тренировку или в рубку – куда-нибудь.
А ещё через минуту в дверь снова раздался стук, и Ксения едва не взвыла. «Если это Орлов – я убью его», – пообещала она себе, сама не понимая до конца, откуда в ней эта злость. Ведь Орлов ничего ей не обещал.
Ксения встала и, распахнув дверь, увидела перед собой командира звена, с которым пила вчера.
– Что вам нужно? – спросила она, даже не пытаясь скрыть злость.
– Вы всё ещё не протрезвели. Мне, очевидно, не стоило так рано приходить.
– Нет уж, говорите сейчас, – Ксения отошла в сторону, освобождая проход, – прошу вас войти.
Звеньевой вздохнул.
– Госпожа Троекурова… – сказал он, шагнув внутрь. – Вчера у нас у всех вскружилась голова. Я не прав.
– Может быть. Что с того?
– Поведение Астафьева – моя вина. Я, как офицер, должен был проследить за порядком в звене. Так что, если вы не можете примириться с этим, смею сказать, случайным конфликтом – вы должны стреляться со мной.
– Геройство делает вам честь, – Ксения увидела лежащий на столе блокнот и поспешила захлопнуть его, – но я не вижу вашей вины. Астафьев проявил неуважение лично ко мне и к капитану корабля.
– Госпожа Троекурова… Вам знакомы такие слова: «Всё, что делается на корабле – остаётся на корабле»?
Ксения наклонила голову вбок, предлагая продолжать, хотя этой великой мудрости не слышала никогда.
– Я бы и вовсе добавил, что делается за стенами спальни, пусть останется в ней. Это не должно интересовать никого.
– Очень любопытный подход, – сухо произнесла Ксения.
– Подумайте о нём. Может быть, он немного успокоит вас, и вы, по крайней мере, станете не так метко стрелять. Что бы ни произошло вчера, Астафьев – хороший человек.
Звеньевой ушёл, а Ксения в самом деле стала думать о том, что тот сказал. Она думала об этом, пока допивала чай, и затем – когда бесцельно бродила по кораблю, не желая садиться за штурвал, и стояла на корме, вглядываясь в черноту неба, усыпанную далёкими крапинками звёзд. Даже на мостике она продолжала думать о том, что сказал ей звеньевой.
«Что случается на корабле – то должно остаться на корабле».
Это был небольшой, но всё-таки шанс. О ком бы ни пытался сказать ей капитан, этот кто-то, скорее всего, был далеко – иначе пилоты сплетничали бы не о Ксении, а о нём. Путешествие могло продлиться ещё год, а то и больше того. Кто-то из них мог не вернуться из этого странствия вообще. Или же всё могло измениться десятки раз за этот срок.
Сейчас Орлов, очевидно, был уверен, что для него существует только та, кто остался на Тауроне, но…
Ксения покачала головой, пытаясь отогнать от себя искушающие мысли, но уходить они не хотели. Она не видела никаких причин уступать неведомой возлюбленной, которая не смогла последовать за своим партнёром – разве что этого не захотел бы сам Орлов.
А он хотел! Ксении была уверена в этом. Едва вспоминала его жаркие взгляды – или руку Орлова на своей руке.
Конечно, самонадеянно было бы решать за него, к тому же скрываться больше не было смысла, и потому Ксения снова взялась за блокнот и начертала округлые с острыми кончиками лепестки зори, а затем осторожно подсунула блокнот под стопку других бумаг.
В тот день ответа Ксения так и не получила. После смены она с трудом уснула и всю ночь ворочалась с боку на бок. А утром, нажав на смеситель, обнаружила, что в трубах закончилась вода.
Отсутствие воды стало главным, что занимало её, когда она появилась на мостике – и по обеспокоенным лицам других офицеров она поняла, что не только её.
– Запустите сканирование пространства. Расширьте радиус. Ищите астероид, планету – хоть что-нибудь.
– Мы уже искали, госпожа лейтенант, – ответил помощник штурмана, единственный среди старшего офицерского состава, кто был так же молод, как и она сама.