Тут, в полутемном, прокуренном зале, со всех сторон на меня сурово смотрели глаза людей, умоляющих всеми своими чувствами, всем жаром души, о том, чтобы судьба этой девушки оказалась счастливой. Кто знает, какие давно уснувшие надежды и мечты всколыхнула я в их огрубевших и многое забывших сердцах?
За ночь я спела эту песню десять раз. А еще я пела русские народные песни, которые были понятны и близки здешнему миру. Кроме сидевших здесь раньше, пришли еще люди и тоже остались. Хозяин с хозяйкой, дочкой и служанкой сбились с ног, разнося спиртное и еду. Лохматый Бен мне улыбался сквозь усы и кивал головой в такт мелодии. Нам то и дело давали монеты, которые я прятала в карманы рубахи. Но, Слава здешним Богам, кроме меня здесь работали для развлечения публики фокусник и сказочник. Посверлив во мне дыру глазами, но мило улыбаясь посетителям, они стащили нас с Беном со сцены. Причем, музыканта тут же пристроили к какому-то столу и налили полную чарку.
Отдав хозяину долю Бена, я попросила мою часть обменять на монеты более крупного достоинства и пока сохранить их у себя. Старый моряк согласился, пообещав, что отдаст все по первой же просьбе. Хорошенько покушав, я махнула рукой его жене, стоявшей у плиты, получила ответную улыбку и налегке побежала в студенческий квартал.
У постели наследника престола я оказалась незадолго до восхода солнца. Он мирно спал. Спала в кресле и сиделка, рекомендованная тисом Горским. Неслышно устроившись на ковре, я вытянула лапы и закрыла глаза.
Дни тихонько шли один за другим. Теплое и приветливое лето было в полном разгаре. Рассветы наполняли воздух утренними туманами, поднимающимися от нагретой за предыдущие сутки земли. Каждый день радовал солнышком и иногда небольшими летними дождями.
Принц потихоньку поправлялся. Он сам мог уже выходить на террасу, опоясывающую королевский этаж дворца. Там он подолгу сидел, всматриваясь в синюю морскую даль, просвечивающую сквозь деревья и мачты парусов в королевской гавани. Хоть моего постоянного присутствия рядом с ним уже не требовалось, все же я старалась уделять ему как можно больше внимания. Сиделка закутывала Алекса в плед и уходила в комнаты, а он, откинувшись на спинку кресла, предавался каким-то своим печальным размышлениям. А я просто лежала рядом и, пользуясь вынужденным бездельем, разговаривала с моим отцом Диком. Однажды, в такой же спокойный и ясный день, я вдруг услышала его голос, настойчиво повторяющий: «доченька, доченька…» Я вскочила с пола и тоже уставилась на море: «Что случилось? Где ты, папа?» Сквозь какие-то помехи он кричал о том, что их корабль несет на скалы сильный ветер, и пытался со мной попрощаться. Мои бессвязные попытки успокоить его ничего не дали, поэтому, вспомнив могучий и доходчивый русский матерный, я снова повторила попытку. Дик сразу пришел в себя и прислушался. «Отец, поговори с ветром. Попроси сменить направление. Пусть поставят косые паруса, тогда вы сможете развернуться!» Часа через три я вновь услышала его голос: «Спасибо, дочка, справились. И что, я теперь все время так смогу?» «Ну да, отец. Просто поверь. И все получится».
Я по-прежнему два раза в неделю бегала в город зарабатывать деньги и славу таверне Однорукого Саймона. На наши с Беном выступления приходило все больше народу, и хозяин уже мечтал о выкупе соседнего дома под гостиницу. И вот, однажды, стоя перед публикой, в темноте небольшого зала я увидела вскружившую голову Алексу красавицу-певицу из ресторана. Она была не одна, что понятно. С ней рядом сидел аккуратный, модно одетый молодой человек, показавшийся мне знакомым. Женщина внимательно слушала мой голос и репертуар, а в перерывах разговаривала со своим собеседником. Когда я спрыгнула со сцены выпить морса в компании знакомых моряков, она неожиданно подозвала меня к своему столику.
— Чем могу служить? — спросила я, вежливо поздоровавшись.