— У тебя такое лицо… — начала было я и осеклась. Даже Мрак не решился приветствовать хозяина и снова улегся, глядя на него пристальным взглядом.
— Скоро закат, — Роланд взял свой футляр с зельями и прицепил на пояс, затем достал сумку и стал рыться в ее недрах, пока я стояла за его спиной, молча глядя на действие мужчины.
— Что-то случилось? — спросила я и снова замолчала, подумав, что Зофия Новак вряд ли бы стала интересоваться настроением ведьмака.
— Собирайся, — он достал из сумки то, что искал и бросил ее обратно под кровать, — Нам надо торопиться.
Я взяла в руки зелья и подумала о том, что не ошиблась, приготовив их заранее.
Рассовала по карманам и шагнула к двери.
— Ты поняла, с кем мы имеем дело? — спросил Роланд и я кивнула в ответ.
— Хорошо, — сказал он и пропустил меня в коридор, а сам повернулся к псу, собиравшемуся идти за нами.
— Ты остаешься здесь, — приказал мужчина и добавил, глядя в преданные глаза Мрака, — Охраняй здесь все, пока мы не вернемся.
Кажется, псине совсем не понравилось, что его запирают в комнате одного, но с хозяином разве поспоришь.
Роланд взял ключ и запер двери, а затем сунул его в карман.
— Ты, наверное, ничего не ел, — опомнилась я, когда мы спускались по лестнице, — Весь день на ногах!
Мужчина покосился на меня так, словно только что увидел. В карих глазах растаял лед и к Роланду вернулась улыбка.
— Уже не успеем! — сказал он тихо.
— Я попрошу Бруша что-то дать нам на дорогу, — проговорила я и добавила, — Для тебя будет, наверное, не впервой есть в седле! — и не дожидаясь его ответа, направилась к прилавку. Буруш, увидев меня, поклонился, а затем покосился на ведьмака, появившегося за моей спиной.
— Господин идет на охоту? — догадался он, вызвав усмешку у ведьмака.
— Мы идем на охоту, — поправил его Роланд и позволил мне заказать для себя еды, а после, когда мы выводили лошадей, он помог мне забраться в седло, придержав любезно за талию. Чувствуя, что краснею, я все же не могла не признать, что тепло его рук было мне приятно.
Когда на землю опустились сумерки, мы вошли в дом князя Казимира. Нас встретила тишина и поднимаясь вверх по лестнице к покоям юной Есеславы, я подумала о том, что мудрый князь выполнил просьбу ведьмака — казалось дом опустел и, может быть, так оно и было. Скорее всего, слуг отпустили по домам, а те, кто жил в доме, затаились, выполняя приказ князя.
— Итак, — сказал Роланд, когда мы преодолели пролет, — Кто приходит к княжне? — и остановился, обернувшись. Карий взгляд скользнул по моему лицу, вызвав легкий румянец, который, как я надеялась, не был заметен в полумраке коридора. Но это вряд ли, зрение у ведьмаков, как у котов. В темноте видят не хуже, чем я при дневном свете.
— Я долго думала, — ответила тихо, — Конечно же, это не может быть вампир или вурдалак, но… — Но! — он вскинул брови и в ожидании посмотрел мне в глаза, и я отчего-то не смогла отвести взгляда. Сердце замерло на секунду и снова забилось с бешеной силой, словно грозилось вырваться из груди, как птица из клетки.
— Дракавак, — наконец выдала я.
Роланд улыбнулся и пошел вперед, так и не ответив, угадала ли я монстра или ошиблась по неопытности. Дракавак был крайне редким монстром. Считалось, что душа мертвого младенца, которого оставили без обряда погребения, отвергнутого матерью, приходит мстить. Существо было крайне злобным и сильным и, что самое главное, опасным для ведьм. Дракавак умел жутко кричать и его крик, как крик петуха для нечисти, способен убить ведьму. Вот почему моя предшественница погибла и вот почему моя тетка отказалась от этого дела, отправив меня на гибель.
Самое страшное заключалось в том, что от крика этого чудовища, питающегося кровью своей матери до тех пор, пока она не умрет, нельзя было спрятаться. Люди его не слышат, а вот мы, ведьмы, находим губительным для своей жизни.
— Значит, знаешь, с кем имеешь дело и не боишься? — спросил Роланд, когда мы остановились перед покоями Есеславы.
— А у меня есть выбор? — уточнила я.
Роланд толкнул двери в покои девушки и переступил порог.
— Нет, — ответил он, — Дав обещание всегда приходится платить, — и поманил меня внутрь.
Княжна спала, положив ладони под щеку. Она казалась мне еще более изможденной, чем днем. Может быть, всему виной был свет от свечи, что бросала тени на ее лицо и еще больше подчеркивало резкость скул и худобу.
Я смотрела на княженку и думала о том, что я чувствую сейчас и какое из моих чувств сильнее, собственный страх перед Дрекаваком, осознание того, что я рискую жизнью или жалость к этой девушке? Если мы с Роландом не поможем ей, дух ребенка выпьет мать до дна и обретет плоть. Разве можно допустить подобное?