— Добрый день, сэр. Добро пожаловать домой, — прощебетали детки, бросив быстрый взгляд на мать, чтобы понять, всё ли выполнено как должно.— Джордж, — прошептала она, — смелее!
Мальчик залился краской и опустил голову, но собрал всю свою храбрость, отошёл от двери, отвесил неуклюжий поклон и протянул отцу руку.
— Надеюсь, вы здоровы, сэр.
— Добро пожаловать домой, — пролепетали сёстры.
— Добро пожаловать домой, — таращась во все глаза, повторил Джордж и без всякой паузы продолжил. — Они скоро будут здесь. Я слышал повозку на дороге. Если новости верны, Бонден обещал привезти мне железный бугель. Настоящий железный бугель, сэр!
— Осмелюсь предположить, что ты получишь его, Джордж, — с улыбкой ответил отец.
— Дедуля приезжал к нам на днях с сэром Фрэнсисом Бардеттом и рассказал про Вестминстерские выборы, про Уилкса и свободу — вежливо сказала Шарлотта, почувствовав, что повисшая было пауза может стать неловкой. — Мы решили, что отныне будем голосовать только за него. А вы не хотите, чтобы его выбрали?
— Дети, дети, — поспешила Софи сменить тему, — вы должны переобуться, помыть руки и умыться. Фэнни и Шарлотта, наденьте чистые передники. Мы сядем в гостиной.
— Да, мама! — прокричали они, но в этот самый миг с улицы донесся шум от въезжающей во двор повозки, и ватага высыпала навстречу. Секунду спустя с криками:
«Это правда! Одержана великая победа! «Шэннон» захватил «Чезапик»! Ура! Ура!», — они показались в дверях, но так же стремительно исчезли. Стал слышен звон детских голосов и вторящий им рокот мужских, гораздо ниже тоном. Джек отметил, что эти голоса с явным южным акцентом, и словечки проскальзывают покрепче, чем те, что обычно в ходу на нижней палубе. Фэнни обращалась к Бондену «чёртова швабра», но весело, без малейшего желания обидеть. Также было слышно Шарлотту, говорящую, что «хотя Уорлидж был на бровях, любая шайка чертовых сенокосов могла бы запрячь пони лучше». Оно и понятно — из четырёх человек, ведущих хозяйство в Эшгроу-коттедж, трое с детства воспитывались в море и ничего не смыслили в лошадях. И хотя четвёртый, слабоумный Уорлидж, работал на ферме до того как отряд вербовщиков поймал его двадцать лет назад, он без памяти лежал на полу повозки, и был не в состоянии даже пальцем пошевелить ещё до того, как компания собралась в обратный путь. Остальные, столкнувшись с проблемой в лице впавшего в прострацию Уорлиджа и исчезнувшего хомута, запрягли пони в наилучших присущих морякам традициях. Хотя шансов вырваться у животного не было, но затянутая вокруг шеи петля душила его, стоило чуть прибавить ходу и мужчинам пришлось толкать повозку от самой «Руки и ракетки»,[4] где они отмечали победу.
Как бы то ни было, все эти приключения привели их в чувство в степени достаточной, чтобы считаться трезвыми по не очень жёстким морским стандартам. Когда Бонден (самый крепкий из всех) вошёл в гостиную для получения приказаний, его радость была несколько усилена «собачьим носом»,[5] а возможно, и малиновым шрабом.[6] Засвидетельствовав капитану радость от его возвращения и по факту победы,он со страстным вниманием выслушал рассказ Джека о его участии в битве, с полным пониманием следя за каждым манёвром.
— Если бы не бедняга капитан Броук, — сказал моряк, — дело вышло бы идеальное. Я служил под его началом на старине «Друиде» и его можно считать одним из немногих, кто ценит большие пушки. Он поправится, сэр?
— Надеюсь, Бонден, право дело, — кивнул Джек и вспомнил ту ужасную рану. — Но доктор скажет тебе больше моего. Он может заглянуть завтра, так что его комнату стоит приготовить как следует, вдруг он решит остаться. А потом ступай к мистеру Кимберу, передай от меня наилучшие пожелания и скажи, что я буду рад видеть его завтра поутру, до того как уеду.
— Так точно, сэр! — гаркнул Бонден. — Комнату для доктора и мистера Кимбера с докладом сразу после завтрака.
— До того как ты уедешь, дорогой? — вскричала Софи в тот же миг, как за Бонденом закрылась дверь. — Но ведь наверняка тебе не обязательно так скоро появляться в Адмиралтействе? Разве Адмирал не дал тебе отпуск?
— О да, он был сама любезность, сделал всё, что было в его силах, и шлёт тебе свою любовь. Я беспокоюсь вовсе не об Адмиралтействе, а о Луизе Броук. Ей нужно поведать о состоянии мужа при первой возможности и если поутру отправиться в путь, я могу успеть на «Хариджский экспресс», так что быстро обернусь и буду дома уже в пятницу.