Веллингтону приходится получать припасы морем — господство на воде, это невероятно важный момент. А посмотрите на одну нашу эскадру в Канале! Вот последнее заявление лорда Кейта: «У неприятеля двенадцать линейных кораблей в Жемаппе, полностью готовых выйти в море и пятнадцать фрегатов» — пятнадцать, Мэтьюрин — «не считая меньших судов. В данный момент под моей командой четырнадцать линейных кораблей, восемь фрегатов, шесть шлюпов, два брига, одна шхуна и два наёмных куттера.
Одиннадцать из них в порту или на пути туда для переоснастки». Треть из них бесполезна, а французы полностью готовы к бою. Такое же положение с другими эскадрами. Как видите, успешное наступление французов оставит Веллингтона подвешенным в воздухе и полностью изменит характер войны: даже сейчас мы постоянно получаем его жалобы на недостаточную поддержку с моря и перебои в снабжении. Нет, уверяю вас, Мэтьюрин, война сейчас в самой кульминации. Нам предстоит последний рывок. Резервов не осталось, и если Наполеон добьётся серьезной победы на суше или на море, то я вообще сомневаюсь, что мы сумеем ему чем-то ответить. Вы долго отсутствовали и возможно, не способны полностью оценить то истощение в ресурсах, которое наблюдается с вашего отъезда. Налоги высоки насколько это возможно, а может и чуть выше, но всё равно денег не хватает: мы едва ухитряемся оснащать флот. Доверие к правительству весьма мало. Вы можете оклеить свою комнату казначейскими векселями, их цена поразительно низка. В
торговле застой. Золота не сыщешь днём с огнём — везде бумажные деньги — и Сити весьма подавлен. Сити в печали, Мэтьюрин!
Стивену было совершенно безразлично настроение в Сити, в остальном он разделял чувства сэра Джозефа: не владея таким обилием прямой и очень подробной информации, Мэтьюрин помогал в составлении слишком большого количества поддельных документов, чтобы быть введённым в заблуждение тем, что ему удалось прочесть, и он прекрасно знал, что ситуация была критической, что союз против Бонапарта висит на волоске, и что как не крути, но единственная победа, успешно развитая французами, будет означать катастрофическое завершение войны и воцарение тирании на несколько поколений вперёд. Блейн проповедовал словно для новообращённого и Стивен сожалел об этом: с годами тенденция к занудливому многословию у сэра Джозефа всё больше усиливалась. Сейчас он трындел о бирже.
— Сомневаюсь, что люди о чём-то ещё думают с тем же усердием, заботой, пылким вниманием, как о деньгах, и биржа является безошибочным индикатором их мыслей, отражением коллективного разума большого количества умных, хорошо информированных людей, которые поднаторели в победах и поражениях. Даже эта ваша посланная небом победа и успех войск Веллингтона при Виттории едва ли побудят Сити к чему-то большему, нежели разведение праздничных костров, рукоплескания и пение дифирамбов. Эти джентльмены знают, что дальше так продолжаться не может и с первым провалом союзники нас предадут, как не раз проделывали это и раньше. Нет, сэр: будь я наполовину столь оптимистичен насчет падения Наполеона, как вы, я бы завтра же отправился в Сити и сколотил состояние.
— Как бы вы это провернули, со всем уважением?— Что ж, достаточно приобрести бумаги государственного займа и любые акции, чья стоимость зависит от международной торговли: мне стоит купить их по текущей, крайне низкой цене, и вскоре, как только с Бонапартом покончат или заключат мир, продать их с громадной прибылью. Невероятно громадной, мой дорогой сэр. Любой человек, обладающий даром предвидения, поступил бы так же: любой, располагающий достаточной суммой или способный взять в долг оную, смог бы сколотить состояние. Это все равно как ставить на скачках, заранее зная победителя. Именно так делаются состояния на фондовой бирже, хотя должен признаться, что в наше время немногие интересуются ценными бумагами.
— Вы меня поражаете, — сказал Стивен. — Я полный профан в этих вопросах.
— Никогда не считал вас такого рода экспертом, — нежно улыбаясь ответил сэр Джозеф.
— Позвольте подлить вам вина. Но, как бы то ни было, — продолжал он, — я не смогу сделать состояние, увы, ведь в этом я согласен с джентльменами из Сити и считаю, что они абсолютно правы. Наполеон всё ещё прекрасный полководец, хоть и сел в лужу в Москве, но обладает более чем достаточными резервами, чтобы оправиться. При Люцене он продемонстрировал нам на что способен и сейчас Берлин представляет наибольшую опасность. Я трепещу перед ещё одним из его блестящих ударов — разделить союзников и по частям их уничтожить: из раза в раз ему это удаётся и у него остаётся что-то около четверти миллиона людей в Германии, все на местном снабжении. Во Франции же готовят свежие дивизии. Кроме того, французский флот практически не понёс потерь. Суда стоят на Шельде, в Бресте и Тулоне — знаете ли вы, Мэтьюрин, что в одном Тулоне не менее двадцати одного линейного корабля и десяти тяжёлых фрегатов? Прекрасных, отлично экипированных, с полной командой, которые мы пытаемся блокировать при помощи старых и потрёпанных эскадр, которые уже около года при любой погоде безрассудно держим в море. Нет-нет, Мэтьюрин. Используйте биржу как барометр и поверьте, что нам предстоит ещё немало потрудится, чтобы свалить Бони.