Все его сторонились, дочь, как и раньше, избегала его. Он ничего не предпринимал, только терзался. У него заметно дрожали руки, так что он начал стыдиться работать в лавке на глазах у посторонних, потерял сон, аппетит, целыми часами сидел в уголке, пялил глаза в пустоту. Он ждал катастрофы.
Внизу, в спальне жены, зажегся свет. Он выключил радио и прислушался. Через полуоткрытое окно донеслись голоса: мать уговаривала дочь, чтобы та кончила привередничать и не держалась так высокомерно с учителем музыки, ведь пан Хлаваты — человек приличный, с положением в обществе, правда, он небогат, но имеет постоянный заработок от государства, что для женщины всегда самая надежная гарантия. Хоть он и пожилой холостяк, зато человек заботливый и вполне может составить для нее партию, если в городе не найдется более подходящего жениха; так что она не вправе воротить нос от своего счастья, ведь девушки увядают быстро, как цветы.
Дочь в ответ бормотала, чтобы ее оставили в покое, что все ей надоело, а потом крикнула, чтобы мать вообще ей об этом не напоминала. Та в ответ начала ворчать, что дочь целыми днями просиживает дома, и что от нее несет табаком и ликером, и что стыдно в ее возрасте так опускаться, после чего дочь умолкла.
— Эва, — раздался приглушенный голос жены, по-видимому поглощаемый пространством платяного шкафа, — ну чего ты стоишь, господи, мы же опаздываем!
— Никуда я не пойду, — ответила дочь после большой паузы, по всей вероятности, от двери.
— Не морочь мне голову, одевайся, пора, — повелительным тоном сказала мать.
— Не пойду.
— Что с тобой? Ты что, правда не хочешь идти?
— Угадала, не хочу.
— Подумать только! Ты же сама обещала Трудике, она нас ждет, звонила только что, справлялась, выехали мы или нет.
— А мне не хочется, — заявила дочь угрюмо.
— Но ведь раньше, — отозвалась мать как-то с натугой, скорее всего, она стояла наклоняясь, — ты любила ходить, а теперь вдруг дичишься? Ну, дочка, что с тобой? Может, собралась здесь сторожить отца?
— Не пойду, и все тут.
— Не пойду, не пойду… — сердилась мать, — что это за разговор! Тебе нужно бывать на людях, неужто и ты хочешь сидеть дома на печке, как твой недотепа отец?
— Я сказала тебе, что не пойду, — значит, не пойду!
— Не становись на дыбы хоть ты, Эва, надоели мне ваши взбрыкивания. Обещала — значит, надо идти, ну что я буду говорить, как объяснять? Ну-ка помоги мне причесаться, вот заколки.
— Тебе бы только шляться, наряжаешься, как молоденькая…
— Пойдешь ты или нет? А меня оставь в покое. Что мне прикажешь делать? Сидеть с твоим папашей дома, слушать его дурацкие разговоры?
— Ты к нему относишься совсем как к чужому, — ответила дочь.
— Что посеешь, то и пожнешь, — отрезала мать. — И он еще смеет дуться! Ну ничего, авось перестанет дурака валять, как увидит, что мы и без него обходимся… Попрыгает, попрыгает, да и притомится. Станет кротким, как барашек… Просить придет, спесь-то повылетит… Послушай, почему все-таки ты не хочешь идти, а?
— Мне там не нравится, — ответила дочь.
— Что?! — воскликнула мать презрительно. — А мне вот нравится. Я при папаше твоем вдоволь накуковалась. Послушай, дочка, не успеешь опомниться, как выскочишь замуж, пойдут детишки, а там и старость не за горами. Ну что за жизнь у меня была с твоим отцом?
— Ладно, ладно, теперь тебе вольно так говорить, а ведь, не будь его, ты бы сейчас где-нибудь в лесу деревца сажала.
— Не болтай, ты же сама знаешь, что это не так. Когда-то, милочка моя, когда-то, а сейчас, после войны, совсем другое время, сейчас время для таких, как я или наш Волентко, для тех, кто умеет поворачиваться… для торговцев, дочка, а я прямо-таки родилась для этого, вот так-то. Да я сейчас где хочешь развернусь, богатство мне в руки поплывет. А вот это все, что ты здесь видишь, это чьих рук дело? Думаешь, твоего папаши?
— Ты мне долбишь все одно и то же, — сказала дочь раздраженно. — А с Трудикой вы трещите о всякой ерунде как сороки, а уж эта Марица, ну! Ради какого-то торговца бросила мужа и ребенка… Меня от ваших разговоров тошнит.
— Тошнит, ишь ты! Какая же ты еще дуреха, ну ничего, дай срок, и ты ума наберешься!
— Мне противно туда ходить, — бубнила свое дочь.
— Ну, ты эти разговорчики оставь! — начала злиться мать. — А где встретишь столько порядочных людей, а? Может, у твоего отца? Кем бы ты стала, если бы я была вроде него… ну? Была б как твой дурной отец? Уж очень быстро ты забыла, сколько мы обе претерпели по его вине. Ведь из-за него ты устраиваешь мне все это! Но я уже сказала свое! Не вмешивайся в наши с ним дела, я сама знаю, что делаю! Я его просто поставила на место, и пусть не каркает.