— Только не отказывайтесь от того, чтобы пойти в колледж, — сказал Моррис. — Для молодого человека это самое лучшее дело.
— Я бы мог сейчас уже кончить колледж, но когда мне нужно было пойти учиться, подвернулось что-то другое, и я ухватился за это. Одна глупость влечет за собой другую, а в конце концов понимаешь, что ты в тупике. Хочешь луну поймать, а ловишь кусок сыра.
— Вы еще молоды.
— Мне двадцать пять, — горько сказал Фрэнк.
— Выглядите вы старше.
— Я и чувствую себя старше… Чувствую себя чертовски старым.
Моррис покачал головой.
— Мне иногда кажется, что как начинается жизнь, так она и идет, — продолжал Фрэнк. — Моя мать умерла через неделю после моего рождения. Я никогда не видел ее лица, даже фотографии. Когда мне было пять лет, мой старик вышел из меблированных комнат, где мы с ним жили, пошел купить сигарет, и с тех пор я его не видел. Через год нашли, куда он скрылся, только он к тому времени уже помер. Я рос в приюте, а когда мне было восемь лет, меня отдали на воспитание фермерам. Они были суровые, недобрые, я от них десять раз убегал. Меня взяла другая семья, я и от них убегал. Я часто думаю о своей жизни и говорю себе: «Чего же ты после этого хочешь от нее?» Конечно, иногда встречаются хорошие люди, но их так мало, и они чужие тебе; и кончается тем, что ты снова при том же, с чего начал…
Бакалейщик расчувствовался. Бедняга!
— Я много раз хотел что-то изменить, чего-то добиться, но не знаю, как это сделать. А даже если мне и кажется, что знаю, то на самом деле я все равно ничего не знаю. Мне так хочется сделать что-то, что-то большое, но я даже упомнить всего не могу. — Он помолчал, откашлялся и продолжал. — Это звучит глупо, я понимаю, но все так трудно. Я хочу сказать, что когда мне что-то нужно, у меня обычно не хватает пороху добиться этого, чего-то мне не хватает, и я сам, наверно, в этом виноват. Сколько раз мне снился один и тот же сон: хочу сказать кому-то по телефону что-то злое, обидное, а когда вхожу в будку, там вместо телефона на крючке висит гроздь бананов.
Фрэнк поглядел на бакалейщика, а потом уставился в пол.
— Всю жизнь я хотел сделать что-то стоящее, что-то такое, что нужно людям, да так и не сумел. Может, я слишком непоседлив. Полгода на одном месте — это для меня мука мученическая. И я все хочу получить слишком быстро, не умею ждать. Я не делаю того, что мне нужно делать, вот у меня и нет ничего. Вы меня понимаете?
— Да, — сказал Моррис.
Фрэнк помолчал, потом снова заговорил.
— Я сам себя не понимаю. Не знаю толком, что я тут говорю и почему я вам говорю это.
— Успокойтесь, — сказал Моррис.
— Что может сделать в жизни человек в мои годы?
Он ждал, чтобы Моррис что-нибудь сказал, посоветовал ему, как жить, но бакалейщик молчал. «Мне шестьдесят, — подумал он, — а этот парень говорит то же, что и я».
— Хотите еще кофе? — спросил он.
— Нет, спасибо.
Фрэнк зажег еще одну сигарету и докурил ее до конца. Казалось, он слегка успокоился, как бы чего-то добившись («Чего?» — спрашивал себя Моррис), хотя на самом деле ничего он не добился. На лице у него появилось умиротворенное выражение — почти сонное, но он с хрустом сгибал и разгибал пальцы и молча вздыхал.
«Почему он не идет домой? — подумал бакалейщик. — Я человек рабочий, у меня куча дел».
— Ну, я пошел, — сказал Фрэнк и встал, но не двинулся.
— Что у вас с головой? — спросил он снова.
Моррис пощупал повязку.
— В эту пятницу на меня был налет.
— Они вас ударили?
Моррис кивнул.
— Таких мерзавцев надо расстреливать! — яростно сказал Фрэнк.
Моррис поглядел на него.
Фрэнк потер рукав.
— Вы еврей, да?
— Да, — ответил Моррис, все еще глядя на Фрэнка.
— Мне всегда нравились евреи, — сказал Фрэнк, опустив глаза.
Моррис не ответил.
— У вас есть дети? — спросил Фрэнк.
— У меня?
— Простите за любопытство.
— Дочь, — сказал Моррис, вздохнув. — У меня еще был сын, но он умер от воспаления среднего уха, тогда это еще плохо умели лечить.
— М-да, — сказал Фрэнк сочувственно и шмыгнул носом. — Плохо.
«Ведет себя как джентельмен», — подумал Моррис, и это расположило его к парню.
— А ваша дочь — это та девушка, которая стояла за прилавком на прошлой неделе?
— Да, — сказал бакалейщик, поколебавшись.
— Ну, большое спасибо вам за кофе.
— Хотите бутерброд? А то потом проголодаетесь.
— Нет, спасибо.
Моррис настаивал, но Фрэнк решил, что он сегодня получил от еврея все, что хотел.