— Нет, — сказал Фрэнк, — это жалкая дыра; там сегодня, небось, и тридцати долларов не найдешь.
— Тридцать долларов — тоже деньги, — сказал Уорд. — Мне наплевать, кто это, Карп или Бобер, все равно жид.
— А может, попробуем кондитерскую?
Уорд скорчил гримасу.
— Терпеть не могу грошовых конфет, — сказал он.
— Откуда ты знаешь, как его зовут? — спросил Фрэнк.
— Кого?
— Бакалейщика.
— Когда-то я ходил в школу с его дочкой. Недурная попка у девчонки…
— Так он же тебя узнает!
— Ну да! Я обвяжусь тряпкой и голос изменю. Он же меня не видел лет восемь или девять. И тогда я был еще сопливый щенок.
— Ну, как хочешь. Я включу мотор.
— Пошли со мной! — сказал Уорд. — Весь квартал как вымер. Никому и в голову не придет, что кто-нибудь польстится на эту вшивую дыру.
Но Фрэнк колебался.
— Ты, вроде, говорил, что хочешь добраться до Карпа?
— В другой раз. Пошли!
Фрэнк надел кепку и вместе с Уордом перешел через улицу.
— Это твои похороны, — сказал он; но оказалось, что это его собственные похороны.
Фрэнк помнил, о чем он думал, когда они входили в лавку: «Тот еврей, или этот — какая разница?» А теперь он думал: «Я его грабил, потому что он еврей. А что они мне такого сделали, чтобы я не любил евреев?»
Он не знал, как на это ответить, и пошел быстрее, бросая сквозь редкий штакетник беглые взгляды на надгробные памятники. В какой-то момент Фрэнку почудилось, будто за ним кто-то идет; он еще прибавил шагу и завернул в первую же улицу, стараясь держаться поближе к домам. Когда он дошел до игрального заведения, стало легче на душе.
Это было замызганное, темное, мрачное место; его хозяин — угрюмый старик-итальянец по имени Поп: лысая голова и сухие, худые руки — сидел за кассовым аппаратом.
— Уорд здесь? — спросил Фрэнк.
Поп показал в дальний конец зала. Уорд Миногью, в своей ворсистой шляпе и длинном пальто, которое было ему велико, в одиночестве гонял бильярдные шары, набивая руку. Фрэнк направился к нему. Уорд поставил черный шар перед угловой лузой и стал целиться в него белым шаром. Он весь подался вперед, лицо его напряглось; с нижней губы воспаленного рта свисал погасший окурок. Он ударил — и промазал. В сердцах Уорд стукнул кием об пол.
Фрэнк пробирался к Уорду, обходя игроков, гонявших шары на других столах. Уорд поднял глаза на приближавшегося человека, и в его глазах вспыхнул страх, который тут же исчез, едва Уорд узнал Фрэнка. На его прыщавом лице блестели капельки пота.
Он сплюнул свой окурок на пол.
— Что у тебя на ногах, болван? Галоши?
— Я не хотел испортить тебе удар.
— Я сам испортил.
— Я ищу тебя целую неделю.
— У меня были каникулы. — Уорд криво улыбнулся.
— Запил, что ли?
Уорд положил руку себе на грудь и рыгнул.
— Хотел бы я, чтоб это был запой! Кто-то настучал моему старику, что я где-то тут, так что мне надо было на время смыться. Ох, и тошно же мне было: опять изжога разыгралась.
Он поставил кий и вытер лицо грязным носовым платком.
— Сходил бы к доктору, — сказал Фрэнк.
— А ну его…
— Может, он даст какое-нибудь лекарство, это тебе поможет.
— Что мне поможет, так это если мой проклятый старик даст дуба.
— Уорд, мне надо с тобой поговорить, — сказал Фрэнк тихим голосом.
— Валяй!
Фрэнк кивнул на игроков за соседним столом.
— Пошли во двор, — сказал Уорд. — Мне тоже надо с тобой поговорить.
Они вышли через черный ход в небольшой, стиснутый домами двор. У одной из стен стояла деревянная скамья. Над дверью была ввинчена тусклая лампочка.
Уорд сел на скамью и закурил сигарету. Фрэнк тоже закурил, достав сигарету из своей пачки. Он выпустил клуб дыма, но не почувствовал удовольствия от курения и отбросил сигарету.
— Садись, — сказал Уорд.
Фрэнк сел на скамью. «Даже в таком зловонии от него чем-то несет», — подумал он про Уорда.
— Ну, чего тебе? — спросил Уорд, беспокойно шаря узкими глазками.
— Мне нужен мой пистолет. Где он?
— Зачем?
— Я хочу бросить его в море.
Уорд фыркнул.
— Ты что, опупел?
— Я не хочу, чтобы ко мне пришли и спросили, был ли у меня пистолет.
— Ты же говорил, что купил его с рук.
— Да.
— Ну, так он нигде не зарегистрирован, чего ты дрейфишь?
— Если ты его потеряешь, — сказал Фрэнк, — они и без регистрадии пронюхают, чей он.
— Не волнуйся, не потеряю! — сказал Уорд; он бросил сигарету и вдавил ее в грязь. — Я его тебе верну, когда мы обтяпаем дельце, о котором я хотел с тобой поговорить.