Закончив свою речь, Фрэнк почувствовал невыразимое облегчение: дерево, усыпанное птицами, разразилось песней. Однако песня сразу прервалась, когда Моррис, угрюмо глядя на Фрэнка, сказал:
— Так все это я уже знаю, вы не сказали мне ничего нового.
— Знаете? — простонал Фрэнк. — Откуда?
— Я это сообразил, когда лежал наверху, больной. Мне однажды приснилось, что вы меня ударили, и тут я понял…
— Но я не бил вас! — воскликнул Фрэнк. — Я был тот, который дал вам воды. Помните?
— Помню. И я помню ваши руки. И помню ваши глаза. В тот день, как Миногью привел сюда того громилу, так я по вашим глазам увидел, что вы передо мной в чем-то виноваты. А потом, когда я стоял за дверью, а вы украли у меня доллар и положили его себе в карман, я подумал, что я вас раньше где-то видел, но не мог вспомнить, где. А как вы меня откачали, когда я отравился, так я вас почти узнал. И потом, лежа в постели, — делать мне было нечего — я думал обо всех своих неудачах, и как я угробил свою жизнь на эту паршивую лавку. И я вспомнил, как вы впервые сюда пришли, и как вы сидели за этим столом, и вы тогда сказали, что вы всегда делаете какую-нибудь глупость, и все летит вверх тормашками. И тут я понял и сам себе сказал: «Фрэнк — это один из тех двоих, что сделали на меня налет».
— Моррис, — сказал Фрэнк дрожащим голосом, — простите меня.
У Морриса было слишком тяжко на душе, чтобы отвечать. «Жаль парня, — подумал он, — но ведь нельзя же, чтобы в лавке у меня работал повинившийся преступник. Даже если он исправился — какой толк его здесь держать? Лишний рот надо кормить, лишняя пара глаз будет видеть, как я помираю».
— Вы рассказали Элен, что я сделал? — вздохнув, спросил Фрэнк.
— Элен не хочет с вами знаться.
— Моррис, дайте мне последнюю возможность, — взмолился Фрэнк.
— Кто был этот антисемит, который ударил меня по голове?
— Уорд Миногью, — сказал Фрэнк, помолчав. — Сейчас он очень болен.
— Ах! — вздохнул Моррис. — Бедняга Миногью: иметь такого сына!
— Он сперва хотел ограбить не вас, а Карпа. Пожалуйста, дайте мне остаться хоть на месяц. Я буду платить за еду и за жилье.
— Чем же вы будете платить, если я вам платить не буду? Моими долгами?
— Я подрабатываю по ночам, когда закрываю лавку. Мне кое-что платят.
— Нет, — сказал бакалейщик.
— Моррис, я вам нужен. Вы даже не представляете себе, как плохо сейчас идет торговля.
Но Моррис уже твердо решил уволить своего приказчика, и никакая сила в мире не могла его поколебать.
Фрэнк повесил передник на крюк и ушел. Он купил дешевый чемодан и уложил в него свои нехитрые пожитки. Потом он постучал к Нику, чтобы вернуть ему радиоприемник. Ника не было дома, и Фрэнк попрощался с Тесси.
— Куда вы пойдете, Фрэнк? — спросила она.
— Не знаю.
— Вывернетесь?
— Не знаю. Передайте от меня привет Нику.
Перед тем, как уйти, Фрэнк написал записку Элен; в этой записке он еще раз попросил прощения за все зло, которое ей причинил. Он написал, что она — самая лучшая девушка, которую он когда-либо встречал, и что он сам погубил свое счастье.
Прочтя записку, Элен разрыдалась, но ей даже в голову не пришло ответить Фрэнку.
Хотя Моррису понравились те нововведения, которые Фрэнк произвел в лавке, он сразу же понял, что на торговле это никак не отразилось, торговля шла из рук вон плохо
А на следующий же день после ухода Фрэнка она пошла еще хуже: выручка оказалась на десять долларов ниже, чем при Фрэнке. Моррис-то думал, что он уже пережил свои худшие времена, а они, видать, еще впереди.
— Что будем делать? — в отчаянии спросил он Иду и Элен, когда они в воскресенье вечером сидели на кухне, завернувшись в свои пальто.
— А что мы можем делать? — грустно отозвалась Ида. — Устрой в лавке аукцион-распродажу.
— Уж если мы откажемся от лавки, так лучше найти на нее покупателя, — возразил Моррис. — Если мы ее кому-то продадим, то можем продать и дом и что-то за него выручить. Тогда я смогу расплатиться с долгами и, глядишь, у нас останется еще пара тысяч долларов. А пойдет с молотка — так кто купит дом?